MadcapLaughs.Narod.Ru

Cид Барретт 

      Роджер Сид Кит Барретт (Roger ‘Syd’ Keith Barrett), появившийся на свет 6 января 1946 года, в доме номер 60 по Глиссон-роуд в Кембридже, расположенном в часе езды от Лондона, городе, знаменитом своей утонченной средневековой красотой и известному на весь мир университету, был четвертым из пяти детей, воспитанных доктором Артуром Максом Барреттом (Arthur Max Barrett) и его женой Уинифред. Барретт-младший был темноволосым ребенком с насмешливыми глазами, который напоминал своего отца больше, чем остальные дети, унаследовав не только артистические способности и любовь к музыке доктора Барретта, но и такую черту характера, как умение расположить к себе окружающих.

      Роджер был симпатичным живым подростком, наделенным способностью очаровывать других, что позволяло ему без труда обретать друзей. С раннего детства он неплохо рисовал, но, казалось, был предназначен для музыкальной карьеры с того самого дня, когда выиграл фортепианный дуэт в Кембриджском Гайд-холле, исполнив на пару со своей младшей сестрой Голубой Дунай.

      Доктор Барретт числился в рядах Кембриджского филармонического общества, и в доме всегда звучала музыка. Он был довольно заметной фигурой в городе, так как, сделав научную карьеру в Лондонском университете, работал полицейским патологоанатомом в больнице и университете. В госпитале Адденбрук в Кембридже до сих пор имеется его кабинет.

      Художник по натуре, в свободное время рисовавший акварели, он написал несколько книг о грибках - теме, по которой он считался одним из ведущих специалистов страны, и к которым он собственноручно выполнил иллюстрации.

      Именно в период работы в палатах и лабораториях Лондонского госпиталя он женился на Уинифред Флэк (Winifred Flack), менеджеру по общественному питанию и правнучке первой женщины-мэра Лондона Элизабет Гаррет Андерсон. В свои тридцать один год Уинифред была старше его на пять лет. Они познакомились в 1930 году во время загородной прогулки в сельской местности в Эссексе, а поженились пять лет спустя в Бэлеме, Южный Лондон.

      В 1938 г. доктор Барретт был удостоен степени ассистента профессора патологии Кембриджского университета. Как бывший ученик городской средней школы, здесь он чувствовал себя как дома. В Кембридже он и его жена продолжили воспитание своей большой семьи. Алан, первый ребенок Барретта, родился в 1937 г., а Дональд, Руфь, Роджер и Розмари появились на свет еще до того, как семья в 1950 г. переехала в большой дом по адресу Хиллз-роуд, 183.

      Роджера считали в семье шутником, способным смешить их всю дорогу во время утомительных автопутешествий в Южный Уэльс, где они снимали дачный домик в Тенби. Его ближайшим "соратником" в те юные годы была сестра Розмари. Они очень хорошо ладили, несмотря на то что по характеру были полной противоположностью друг другу.

      Он рисовал с ранних лет, в основном - людей, которые у него получались очень хорошо. По ночам мы, бывало, пили горячее молоко в постели, а он мог усесться и дирижировать воображаемым оркестром. Уже тогда музыка жила в его душе. У него не было какого-то особенного друга. Их всегда было полно, и он без труда приобретал новых. Он был живой, общительный и всем нравился.

      Вскоре после того, как семья переехала в дом на Хиллз-роуд, Роджера определили в расположенную по соседству подготовительную школу Морли (Morley Memorial Junior School). Воодушевленный примером родителей Сид стал сначала "волчонком" (младшим скаутом), а потом - бойскаутом.

      В возрасте одиннадцати лет Роджер набрал нужные баллы, чтобы поступить в кембриджскую среднюю школу (Cambridge County High School for Boys) и получил неплохие отзывы в отношении его перспектив в живописи. Учителя же в школе Морли, где он учился раньше, считали его безнадежным, так как он не проявлял интереса либо старания в учебе. Живопись стала заметным исключением, и после сдачи переводных экзаменов на следующий этап обучения, по совету матери Сид стал брать уроки рисования в находящемся напротив их дома колледже Хомертон (Homerton College).

      Помимо Барретта в кембриджской средней школе занимались еще несколько будущих коллег-музыкантов. На два года старше Барретта учился Роджер Уотерс (George Roger Waters, р. 6.9.1943, Грейт Букэм, Суррей), вместе с ним - Сторм Торгесон (Storm Torgeson), подружившийся с Сидом приятель Роджера, а впоследствии - разработчик классических обложек PINK FLOYD. На два года младше учился гитарист последнего состава PINK FLOYD (и лично Уотерса) Тим Ренвик (Tim Renwick), у которого сохранились воспоминания о Сиде как о командире его патруля бойскаутов.

      В 1957 году в Англии вспыхнула мода на музыку скиффл. Роджер с интересом следил за своим старшим братом Аланом, игравшем на саксофоне в скиффл-группе и воодушевившись его примером, принялся осваивать гавайскую гитару. В отличии от иных родителей либерально настроенная чета Барреттов только поощряла возросший музыкальный интерес младшего сына.

      Точно так же, как и все британские подростки, Роджер увлекся модой на прически в стиле набриолиненный кок. Что было менее типично, он не проявлял не малейшего интереса к Элвису Пресли (Elvis Presley): с двенадцати лет в число его кумиров входили Чак Берри (Chuck Berry), Бо Диддли (Bo Didley) и Бадди Холли (Buddy Holly).

      Ко времени поступления в среднюю школу, будущее Роджера было уже распланировано, по крайней мере, в его голове. Он хотел только одного - рисовать. В ожидании момента, когда он может усесться за холст с красками, Роджер мог вытерпеть или пропустить и отнимавшие время скучные уроки латыни, и кроссы, и другие утомительные учебные предметы.

      К четырнадцати годам интерес Роджера к музыке достиг такого же уровня, как раньше - к живописи. Оставив вялые попытки стать стилягой, он единственный раз в жизни поступил как все и попросил родителей купить ему гитару. Без долгих проволочек был приобретен акустический инструмент, и Барретт вместе с Гордоном и единомышленниками проводили долгие часы в гостиной Уинифред, без конца слушая одни и те же записи THE SHADOWS или Бадди Холли и пытаясь им подыгрывать. За довольно короткий срок дом Барреттов неофициально превратился в клуб. Там стоило появиться после полудня по воскресеньям.

      Старая игровая комната Роджера обрела атмосферу подросткового бара, где юнцы трепались, курили, слушали пластинки и похвалялись своими новыми гитарами. Временами Барретт и его школьный друг Джон Гордон (John Gordon) открывали импровизированный джем-сейшен, а парень по имени Клайв Уэлем (Сlive Welham) парой ножей выстукивал неясный ритм. Они назвались THE HOLLERIN’ BLUES.

      Дружелюбный молодой человек из рабочей среды, семнадцати лет от роду, Клайв завоевал право на обучение и стипендию в кембриджской частной школе под названием The Perse. Случалось, он приводил с собой однокашника, который, несмотря на свои четырнадцать лет, был уже сложившимся гитаристом. Звали того Дэвид Гилмор (David Gilmour; р. 6.3.1946, Кембридж). Он родился точно на два месяца позже Сида.

      "С момента нашего знакомства и до того, как он завернулся, Сид был великолепен, - говорит Гилмор. - Не было ни одного человека, которому он бы не нравился, который бы не считал его превосходным парнем или не был бы уверен, что он достигнет успеха. Он был симпатичным и необычайно одаренным в любом деле, к которому он считал нужным приложить руку."

      Барретт и Гилмор понимали друг друга с полуслова и вскоре уже репетировали в бойскаутской хижине неподалеку от Перн-роуд.

      За исключением родственников, младшего Барретта все тогда называли Сидом по псевдониму, который он приобрел в Риверсайдском джазовом клубе, собиравшемся по пятничным вечерам в местном пабе. Одним из столпов общества там был древний ударник по имени Сид Барретт (Sid Barrett). Джазмены быстро разобрались, что у Сида по кличке The Beat есть тезка и вскоре стали обращаться к обоим одинаково. После того, как Сид начал музыкальную карьеру, он изменил I на Y в псевдониме, чтобы имена различались.    

  Последний год в The County был омрачен болезнью отца. Впоследствии оказалось, что это рак на запущенной стадии. Он умер в декабре 1961-го возрасте пятидесяти двух лет, еще за полмесяца до своей кончины продолжая работать в госпитале Адденбрук. Для Сида, да и для всей семьи, это был страшный удар. Сестра Розмари рассказывала, что Сид с детства вёл дневник и ни одного дня в нем не пропускал. Однажды она случайно заметила, что страница за 11 декабря так и осталась пустой, и больше в дневник не записано было ни слова... Эта травма послужила первопричиной дальнейшего психического расстройства - так был заложен, пользуясь флойдовской терминологией, первый кирпич в стене будущего пророка психоделии.  В госпитале он проводил свои новаторские исследования по предмету, получившему в наши дни название "синдром внезапной детской смерти". Сид был так потрясен смертью отца, что еще долго не мог оправиться.

      В то время как живопись по-прежнему составляла его главный интерес (он провел выставку своих работ в местной галерее), поп-музыка оставалась второй по значимости и, воодушевленный успехом воскресных послеполуденных сейшенов, Сид присоединился к своей первой группе GEOFF MOTT AND THE MOTTOES.

      К 1962 году в Кембридже, как и в большинстве английских городов, жизнь била ключом. Среди более чем ста групп, базировавшихся как в самом городе, так и на территории университета, находилась и GEOFF MOTT AND THE MOTTOES, в составе которой на только что приобретенной электрогитаре с собственными руками сделанным небольшим усилителем выступал Cид Барретт. Команда имела и другого гитариста - Нобби Кларка (Nobby Clarke), на бас-гитаре играл Тони Санти (Tony Santi), Клайв Уэлем сидел за ударными, а подлинная фамилия фронтмена и певца была Мотлоу (Motlow).

       Джефф Мотт - долговязый парень с ярко-рыжими волосами в очках, был исключен из The County скорее за постоянное нарушение дисциплины, чем за организацию собственной рок-н-рольной группы. Имидж бунтаря и больший по сравнению с остальными жизненный опыт (он был старше, чем кто-либо еще из окружения - девятнадцать лет) сделали его знаменитостью среди оперяющихся рокеров города. Джефф без сомнения подходил на роль фронтмена.

      "Сид оказался неплохим ритм-гитаристом, - говорит Мотт. - Приятно было слышать кого-то, кто мог играть вместо того, чтобы долбить по струнам."

      Что касается Сида, то из царившей в 1962 г. музыки ему мало что было по душе. Любимой своей записью он считал «Green Onions» в исполнении BOOKER T. AND THE MGS - группы знаменитых мемфисских сессионных музыкантов во главе со Стивом Кроппером (Steve Cropper). Кроме того, ему нравился выдающийся трубач Майлз Дэвис (Miles Davis), о котором большинство его сверстников и слухом не слыхивало.

      Помимо вышеперечисленного, Сид был без ума от записей неизвестного американского певца, которого, как ему казалось, звали Боб ди Лайон (Bob Die Lion). Только много позже он узнал, что того звали Боб Дилан (Bob Dylan). (Впоследствии Сид Барретт посвятил ему не вошедшую ни в один альбом песню Bob Dylan Blues.)

      В какой-то мере подобная деятельность помогла Сиду освободиться от переживаний по поводу смерти отца. Репертуар ансамбля составляли стандартные номера из хит-парада - такие, как, например, вещи Клиффа Ричарда (Сliff Richard & SHADOWS) и, иногда, Чака Берри. Клайв Уэлем вспоминает о тех воскресных послеполудненных сейшенах как о «потрясающих, замечательных днях юности. Нам нравилось создавать музыку, что-то новое из нескольких гитарных аккордов и незрелого сопровождения ударных.» Там часто появлялся школьный друг Сида Роджер Уотерс, приезжавший на своем любимом старом мотоцикле марки AJS. Но ему еще только предстояло всерьез заинтересоваться музыкой.

      «Я считал Сида очень свободным и легким в общении. Очень раскрепощенный, с прекрасным чувством юмора, немного абсурдистского толка (как в популярной британской радиопрограмме «The Goon Show», которую вели комики-абсурдисты Спайк Миллиган (Spike Milligan) и Питер Селлерз (Peter Sellers)».

      Высшей точкой в карьере группы стало выступление на танцевальном вечере в местной школе и представление в пользу «Компании за ядерное разоружение» в деловом центре Юнион Селларз. Уэлем устроился в полупрофессиональную команду THE RAMBLERS, а Джефф Мотлоу очутился в рядах THE BOSTON CRABS, одной из первых кембриджских групп, получивших контракт на запись с отделением EMI Columbia и выпустившей чуть-чуть не дотянувший до хита сингл Down In Mexico/Who?. После короткого периода в качестве басиста в THE HOLLERING BLUES, Барретт в одиночку продолжал развлекать друзей на вечеринках перепевками композиций Леннона-Маккартни и первыми собственными любопытными опытами в русле сочинительства, такими как, например, «The Effervescent Elephant».

      «Он нас здорово развлекал игрой и пением, - говорит Сторм Торгесон, - и был первым, кто «запал» на THE BEATLES. Сид был талантлив до определенного уровня, но и компания подобралась совершенно уникальная: писатели, музыканты, художники, люди театра - все они вышли из этой среды. Сид - это Сид, каждый из них чем-то выделялся, но никто не мог предсказать ему блестящее будущее.»

      «Время, когда тебе шестнадцать или семнадцать, восхитительно интригующе, и он был составной частью этого веселья. Мы устраивали пикники, ездили на реку, на вечеринки, вместе курили «травку», смеялись и исполняли музыку. Там были ребята, довольно прилично «тронутые», но не Сид. Он был из числа обычных парней.»

      Сид и Дэвид Гилмор росли по соседству и оба после окончания каждый своей средней школы решили продолжить обучение в кембриджском колледже искусств и технологии. «Он учился на отделении изящных искусств и занимался живописью, - вспоминает Гилмор. - А я - на гуманитарном отделении, изучал иностранные языки. Как и многие другие, интересовавшиеся музыкой, мы вываливались из колледжа в обеденный перерыв и исполняли песни на гитарах и губных гармошках.»

      Композиции, исполняемые на подобных импровизированных концертах, были по большей части написаны британскими музыкантами - THE BEATLES и их последователями, привлекавшими таких как Сид и Дейв студентов гораздо сильнее, чем Чак Берри или даже THE BEACH BOYS. Когда в центре внимания оказались THE ROLLING STONES, Гилмор помог Барретту снять кое-что у Кита Ричардса. Они экспериментировали также со слайд-гитарами и эхо-примочками. Тем не менее их музыкальное сотрудничество не простиралось дальше нескольких акустических сейшенов в кембриджском клубе The Mill и выступлений дуэтом на улицах городов южной Франции, по которой они путешествовали: В том августе Сид и несколько товарищей на Лендровере отправились на юг Франции. Дейв Гилмор, который уже добрался до Сен-Тропеза, отдыхал там от работы со своей только что собранной группой JOKERS WILD.

      Cторм Торгесон: В городе было полно подростков, и мы воображали себя бунтарями, хотя по-настоящему таковыми не являлись. Самым «революционным» оставалось появление в качестве незваного гостя на вечеринках. Большая часть лета проходила на пикниках на берегу реки с гитарами в руках.»

      Наконец-то жизнь Сида текла так, как он этого хотел. Угнетавшая его школьная дисциплина отошла в прошлое, двухлетний период своего бытия он намеревался провести на отделении искусств кембриджского технического колледжа. Курс начался в сентябре, и одним из однокашников Сида стал его друг Джон Гордон.

      Если Барретт рассчитывал на немедленные послабления, то он жестоко ошибался. Хотя распорядок оказался значительно мягче чем в The County, кое-какие правила существовали, и они были настолько невыносимы для таких, как Сид, что делали его пребывание там пыткой.

      «Его часто неправильно понимали, - говорит Джон Гордон. - Окружающие полагали, что в нем говорит дух непослушания, а на самом деле, будучи студентом факультета искусств, он не выносил рутины. Если перед нами выступал лектор, который был особенно утомительным, Сид вел себя так вызывающе, что его удаляли из аудитории, если раньше он не уходил сам.

      Джон Гордон добавляет: «Сид и я были такими же бесшабашными, как и все остальные. Мы приносили гитары в колледж для развлечения и иногда прятали их под партами, чтобы играть ногами, а преподаватель не мог догадаться откуда идет звук. В конце концов, этого придурка уволили.»

      Можно гадать в каком направлении развивалась бы жизнь Сида, если бы он не находился под столь сильным впечатлением от дебютного диска THE BEATLES. Он мог бы сделать карьеру в искусстве как ученый или художник. Вместо этого его мечтой стало быть поп-звездой, и он отдавал себя всего этому увлечению.

      Однажды вечером Сид со своей подружкой отправился в Богом забытую деревушку Уидллси, в которой выступала какая-то ритм-энд-блюзовая команда из Лондона под названием ROLLING STONES. Играли в крохотном деревенском клубе, народу было мало. Сид еще до концерта уверял, что группа - классная, и что они далеко пойдут. Откуда он это знал - непонятно. «Это происходило примерно в то время, когда они записали «Poison Ivy». Народу там было совсем немного, но Сид слышал о них и знал, что они станут великими. Бог знает почему. Ведь это был всего лишь крошечный деревенский зал в окрестностях Кембриджа».

      За пару минут Джэггер разглядел темную фигуру, наблюдавшую за ним из дальнего конца зала. Когда в перерыве певец подошел, чтобы познакомиться с Сидом, напропалую строившая ему глазки Либби надулась.

      Пока эти двое за выпивкой занимались обсуждением музыкальных течений, она временно осталась не у дел. Сид также перекинулся парой слов с худым, угловатым басистом «Стоунз» Уайманом, который признался, что он едва-едва владел инструментом и все еще учился играть.

      Барретт несомненно обладал ярко выраженным личным обаянием и умел расположить к себе людей, но, случалось, он закрывался в себе и бродил по холмам возле Кембриджа или в одиночку отправлялся путешествовать по ботаническим садам города. Еще один друг детства Тим Фрэнсис (Tim Francis) вспоминает: «На первый взгляд Сид казался очень общительным, однако у него были свои секреты. Он обладал и такими чертами характера, которые тщательно скрывал от окружающих.»

      Сид отправился в первое «путешествие» в возрасте девятнадцати лет, но уже в течение по меньшей мере двух лет курил марихуану, впервые попробовав ее во время воскресных послеполуденных сейшенов и, хотя героин Барретт попробовал еще до того как ему исполнилось двадцать лет, ЛСД всегда оставался его любимой формой ухода от реальности.

      «Жить без правил стало навязчивой идеей для Сида. Благодаря образованию и занятиям живописью, он был наголову выше остальных в подобных вещах. Мы, в основном, ограничивались визуальной стороной дела, но Сид шел гораздо дальше. Он разделял идеи анархии и восстания. Давление общества и общепринятые нормы причиняли ему неудобства даже тогда. Однажды, когда Сид «путешествовал» в саду Дейва Гейла, он постоянно ходил из сада в дом и обратно. Закончилось тем, что он и еще один малый оказались в ванной, подпрыгивая и вопя: «Никаких правил! Никаких правил!» Они действительно считали, что сумели преодолеть все барьеры. Бедный Дейв Гейл чуть не двинулся. Он думал, что ванная провалится через пол, но к тому времени припадок безумия распространился на всех, и это казалось забавным.»

      Сторм Торгесон иногда брал своих подсевших на кислоту приятелей в деревню - для съемок любительских фильмов о их трогательных попытках играть в футбол или - что было более авангардным - ленты, где все были вверх тормашками или в чем мать родила. Один такой фильм, названный «Еда» (The Meal), опирался на сюжет о пикнике, где в финале действующие лица поедали одного из присутствующих.

      С началом нового учебного года в колледже к нему присоединился Дейв Гилмор, оставивший безнадежную школу The Purse, чтобы готовиться к экзаменам уровня «А». Гилмор превратился в прекрасного гитариста, и вдвоем они проводили все время, отпущенное на ланчи, в одном из классов, разучивая композиции «Стоунз».

      Джон Гордон: «Сид и Дейв были друзьями-соперниками. Дейв постоянно играл в местной группе, Сиду не удавалось сформировать свою. Дейву доставляло удовольствие поддразнивать Сида тем, что тот так и не организовал коллектив, способный заработать деньги.»

      Уязвленный этими насмешками, Сид на короткий срок присоединился к студенческому ансамблю. Коллектив носил имя THOSE WITHOUT (по названию одного из романов Франсуазы Саган). Несмотря на довольно теплый прием, они оставались ни чем иным, как любителями, которые не могли составить конкуренцию Дейву Гилмору и его группе.

      В любом случае, Кембридж становился слишком тесным для Сида, и осенью того же года, позаимствовав по такому случаю туфли отца своей подружки Либби, он отправился в Лондон, в расположенный в Пекэм Кембервельский художественный колледж (Сamberwell Art College) на собеседование. Там ему сообщили, что следующей осенью он будет принят в колледж для трехгодичного обучения курсу изящных искусств. Приходилось долго ждать, но в перерыве Сид продолжал рисовать.

      Барретт и его бывший однокашник Боб Клоуз (Bob Close) приехал в Лондон летом 1964 года. К девятнадцати годам Клоуз уже имел репутацию многообещающего джазового гитариста (он играл с кембриджской группой BLUES ANONYMOUS) и теперь собирался изучать архитектуру в Политехническом колледже на Риджент-стрит - именно там, где последние два года учился Роджер Уотерс.

      Между тем поступивший в сентябре 1963 г. в Лондонский политехнический колледж Роджер Уотерс образовал свой коллектив SIGMA 6. В нем он играл на соло-гитаре, а его товарищи по архитектурному факультету Рик Райт (Richard William Wright, р. 28.6. 1945, Лондон) и Ник Мейсон (Nicholas Berkeley Mason, р. 27.1.1945, Бирмингем) - на ритм-гитаре и ударных соответственно, причем никто из них не представлял, как играть. Кроме вышеперечисленных студентов в ансамбль также входил Клайв Меткаф (Clive Metcalf) на бас-гитаре, а также Джульетта Гейл (Juliette Gale) и Кит Нобл (Keith Noble) как вокалисты. Менеджером стал Кен Чэпмен (Ken Chapman).

      Расставшись вскоре с Чэпменом, SIGMA 6 пережила бурный период смены всяческих названий от THE T-SET и THE MEGADEATHS до THE ARCHITECTURAL ABDABS, SCREAMING ABDABS или просто ABDABS. Именно как THE ABDABS они дали свою рекламу в студенческом журнале «The Regent Street Poly Magazine», назвавшем ансамбль «многообещающей поп-группой, которая надеется заявить о себе как коллектив, исполняющий ритм-энд-блюз. Уотерс, в ответ на вопрос о предпочтении ритм-энд-блюза, ответил: «Гораздо легче выразить себя в ритм-энд-блюзовом стиле. Это не требует опыта, только понимание основных законов.»

      К тому времени Уотерс переехал в квартиру в Хайгейте, владельцем которой был Майк Леонард (Mike Leonard), преподаватель художественного колледжа Хорнзи, интересовавшийся синтезом музыки и световых шоу. Так как кембриджцы часто встречались друг с другом в большом городе, неудивительно, что двое изучавших гитару студентов объединили свои усилия в группе Роджера. Так Боб Клоуз и Сид Барретт оказались в коллективе Уотерса.

      Весьма далекий от чтения морали на тему необходимости сохранения дружеских отношений с соседями, Леонард активно поддерживал группу. Через несколько недель Уотерс и Мейсон исхитрились уговорить пару землевладельцев разрешить им небольшое выступление. Леонард сел за орган: «У меня был неподходящий видок, поскольку я не носил длинных волос и был старше их на пятнадцать лет, так что люди смотрели на меня с подозрением.»

      В результате совместных усилий родился недолго просуществовавший коллектив под названием LEONARD’S LODGERS. Позже, к группе присоединились пара кембриджских знакомых Уотерса – Боб Клоуз и Сид. Боб Клоуз, уже поигравший в нескольких заметных группах, отобрал гитару у Роджера и вручил ему бас. Уотерс: «Я боялся, что меня вовсе усадят за барабаны.» Рик Райт, тогда уже пристрастившийся к творчеству электронных композиторов типа Карлхайнца Штокгаузена, пересел за орган. Клоуз, как лучший музыкант из них всех, играл на соло-гитаре, при поддержке Уотерса на басу и Барретта на ритм-гитаре, в то время как Мейсон пытался подыгрывать на ударных. После завершения краткосрочного пребывания на переднем плане Леонард вернулся на стезю роуди. Он сыграл значительную роль в истории группы.

      «Майк интересовался световыми шоу, - вспоминает Боб Клоуз. - Однажды, во время выступления в колледже искусств «Хорнзи» (Hornsey Art College) мы увидели как он возится со светом, высвечивая узоры на экране. Тогда это казалось нам не таким уж необходимым, но, оглядываясь назад, этот момент можно считать отправной точкой в истории световых шоу PINK FLOYD.

      Группа отчаянно нуждалась в певце, которого они нашли в музыкальном магазине в лице младшего техника Королевских ВВС Криса Денниса (Chris Dennis), обладавшего прекрасным блюзовым вокалом: На своем белом «Фендере» Сид играл много вещей Бо Дидли. Ему особенно была по душе «No Money Down», а я пел песни Джимми Уизерспуна (Jimmy Witherspoon), Мадди Уотерса (Muddy Waters) и Чака Берри наряду с композициями «I'm a Lover Not A Fighter» Лейзи Лестера и «I Got Love If You Want It» Слима Харпо (Slim Harpo).

      Новый состав отыграл дебютное представление на частной вечеринке в богатом доме в Суррее и еще пару в Политехническом колледже, равно как и в клубе Beat City Club на Оксфорд-стрит, прежде чем в январе 1965 года Денниса отправили в Персидский залив.

      К осени 1964 года его друг Джон Гордон заметил в творчестве Сида одну характерную черту - оно становилось все более абстрактным. «Он, бывало, опускал старую одежду в краску и прикреплял ее к полотну... трудно сказать была ли это живопись или скульптура,» - говорит он.

      На большинстве его картин запечатлены цветы, хотя иногда он брался и за портреты. Когда Сэнди Шоу (Sandie Shaw) попала на первое место в хит-парадах с песней «There's Always Something There To Remind Me» в октябре 1964 года, Сид нарисовал ее портрет. Он послал его в пресс-офис и был страшно разочарован, когда не получил ответа.

      Сиду понравился его первый семестр в колледже «Кэмбервелл», где его абстрактная живопись получила одобрение тьютора по имени Крис Чемберлен (Chris 'Chimp' Chamberlain). Сид оказался трудолюбивым молодым человеком, готовым поспорить о преимуществах использования одной кисти, так как при этом получались мазки одного размера.

      Чемберлен разглядел в Барретте значительный художественный талант, однако он понимал, что того отвлекал его интерес к музыке. На втором году обучения в колледже Сид оказался на перепутье. Бьющая ключом студенческая жизнь казалась исключительно привлекательной, но все, на что он мог бы рассчитывать по окончании трехгодичного курса, сводилось к карьере учителя.

      Мысль о возвращении в класс была невыносимой. Это вынудило Барретта искать другие пути для реализации своих артистических способностей. Его участие в делах группы заметно возросло, он уже смело брался за основной вокал и писал свои собственные песни. Забавная «Еffervescing Elephant» была сочинена за несколько лет до того, во время бездельничанья на берегах реки Кэм. Теперь он представил две других своих песни: «Flutter By Butterfly» и «Bike». Последняя была сложена под впечатлением от большого велосипеда марки «Рейли», принадлежавшего его новой кембриджской подружке Дженни Спайрз (Jenny Spires).

      В течение следующих восемнадцати месяцев группа PINK FLOYD оставалась не более чем хобби. Уотерс, Мейсон, Райт и Клоуз не хотели бросать учебу, а Сид с головой ушел в живопись. PINK FLOYD продолжали как обычно играть на вечеринках, в пабах и для студентов, однажды даже появившись в находившемся на Хиллз-роуд в Кембридже колледже Хомертон - в один вечер с Jeff Mott's BOSTON CRABS, разогревавшими публику перед выступлением возглавлявшей тогда хит-парады группой UNIT FOUR PLUS TWO.

      К весне стало ясно, что в группе появились первые признаки разлада. Боб Клоуз, не находивший поддержки со стороны интровертной личности Сида, все более углублялся в традиционный джаз и оказался по разные с ним стороны баррикад.

      После присоединения Барретта, он тут же разругался с консервативным Клоузом, отказывавшемся разделить увлечение настроенных на эксперименты студентов факультета искусств эффектами «фидбэк» и «эхо», не говоря уже о интересе Барретта к восточному мистицизму, сверхестественному и ЛСД. Боб покинул группу, оставив Сида фронтменом.

      Для Сида Барретта лето 1965 года ознаменовалось началом движения к открытию самого себя. Отправившись на летние каникулы назад в Кембридж, он и Сторм Торгесон заинтересовались Cант Мат, отделившейся сикхской сектой. Сторм прошел собеседование и был посвящен чтением мантры, а Сида признали слишком молодым. Он расстроился до глубины души. «Сид всегда чем-нибудь увлекался, - говорит Торгесон. - Он ухватился за эту секту также, как обычно западал на рисование или свою одежду.»

      Группа тем временем не стояла на месте, приняв ставшее историческим название. Впервые как THE PINK FLOYD SOUND коллектив выступил в конце 1965 года в лондонском клубе «Countdown»; музыканты получили за концерт пятнадцать фунтов стерлингов.

      В течение второго года обучения в «Кэмбервелл» группа продолжала примерно в том же духе. Участники ансамбля все еще не могли выбрать название, иногда выступая как THE PINK FLOYD SOUND. К ноябрю 1965 года, возвратившись в Кембридж для местных торжеств, они представляли себя как THE T-SET.

      В течение нескольких последующих месяцев THE PINK FLOYD SOUND и группа Дейва Гилмора JOKERS WILD  часто выступали вместе на одной площадке в округах Лондона и Кембриджа. Один запоминающийся вечер Дейв Гилмор и Сид Барретт - «два кореша из маленького города», - как их назвал Торгесон - провели каждый со своей группой на большой вечеринке в Шелфорд. Причиной торжеств стала совершеннолетие подружки Сторма Торгесона.

      За несколько прошедщих месяцев оригинальное название PINK FLOYD опять оказалось в фаворе, а музыкальные идеи Сида обрели влияние. Что более важно, группа внесла небольшие изменения в свой репертуар и его сценическое воплощение и, по-прежнему исполняя версии известных ритм-энд-блюзовых вещей, медленно, но верно разрабатывали свой собственный саунд.

      На деньги, собранные со стипендий ребята умудрились купить видавший виды автофургон марки «Бедфорд». Розовой краской Сид написал на борту их новое имя - PINK FLOYD, поместив его над половинкой черного рулевого колеса.

      В начале 1966 года во время концерта в Эссекском университете состоялось крещение THE PINK FLOYD SOUND. «Мы уже заинтересовались идеей совмещения различных видов воздействия, - вспоминает Уотерс, - и какой-то щеголь снял там фильм... Ему дали кинокамеру и он объехал весь Лондон, снимая на пленку. Теперь они проецировали фильм на экран позади нас в то время, как мы играли.»

      В феврале 1966 года состоялся их дебют в лондонском клубе The Marquee на Уордор-стрит. Поводом послужило событие, известное как «Спонтанный андерграунд» (The Spontaneous Underground). Благодаря участию в данном мероприятии PINK FLOYD познакомились с тремя важными фигурами, приводившими в движение течение андерграунда, - Питером Дженнером (Petеr Jenner), Эндрю Кингом (Andrew King) и Джо Бойдом (Joe Boyd; р. 1943, Бостон).

      Альтернативный Лондон собирался с силами в клубе The Marquee, в районе Сохо, где по воскреcениям регулярно проходили хэппининги. «Спонтанный андерграунд в равной степени включал в себя джем-сейшены, костюмированные приемы, и анархичные free-for-all (тусовки, с доступом для всех желающих), аналогичные американским Be-in. Промоутером выступал Стив Столман (Steve Stollman) - коренной житель Нью-Йорка, чей брат заправлял делами американской авангардной компании звукозаписи ESP.

      Выступление PINK FLOYD, исполнявших продолжительные, обволакивающие версии песни «Roadrunner» и вещей Чака Берри или просто бравших аккорд за аккордом, используя выведенный на полную мощность фидбэк, стало самым громким и неистовым.

      К тому времени Сид съехал с квартиры в Хайгейте и вел полубогемное существование, останавливаясь на ночь в местах обычного проведения студенческих тусовок, пока, наконец, не присоединился к компании кембриджских хиппи, проживавших в доме по Кромвелл-роуд, в Кенсингтоне, где можно было свободно раздобыть ЛСД. Две пластинки он гонял без конца тем летом: «Fifth Dimension» THE BYRDS и дебютный альбом LOVE.

      Близкий друг с Ерлхэм-стрит рассказывал: «Мы принимали «кислоту» со всевозможными предосторожностями - только с людьми, которых мы хорошо знали, в знакомой обстановке. Но Сид начал принимать ее по-своему - и здорово «улетал».

      Легкие помутнения рассудка Барретта еще нельзя было назвать симптомами необратимых перемен или чем-то, выходящим за рамки всеобщего безумия тех лет. И тем не менее, как подчеркивает Джун, с ним не произошло мгновенной перемены от «Сида, которого мы знали и любили до, - бац, и вот - псих. Так не бывает. Процесс идет постепенно. То он без особой причины выглядел «заторчавшим» - но тогда никто из нас не жил с ним, и мы не знали, что происходило у него дома. Потом пару недель все было в порядке, затем Сид на несколько дней съезжал с катушек - и обнаруживалось, что он принимал неимоверное количество «кислоты». Он знал дозу, знал, сколько он сам глотал. Но за чаем «друзья» могли булькнуть еще пару таблеток ему в чашку и ничего не сказать. Так на половине одного «путешествия» он уходил в другое. Наверное, они ширялись по нескольку раз в день, и так в течение двух или трех недель. Вот тогда его понятие реального стало размываться - и Сид с огромным трудом мог общаться с людьми, которые не жили с ним рядом.»

      «Я и сейчас убеждена, что завязка - «кислота». Все могло произойти и без нее, но, возможно, тогда процесс был бы более длительным. Если люди, обладающие склонностью к шизофрении, принимают наркотики, то такие тенденции усиливаются. Очень трудно удержаться, когда необходимость вернуться назад к самому себе после напряженного дня фотосъемок или записи на телевидении, переходит в привычку. Фактически, из-за этих постоянных мысленных ретроспекций так никогда и не обретаешь прежнее «я». Ну, допустим, сегодня в норме, а завтра надо идти на съемку, и все повторяется.»

      В 1966 году, вернувшись в Лондон после летних каникул, Барретт, Уотерс, Мейсон и Райт были готовы к деловым переговорам с Питером Дженнером и его давним другом, а впоследствии и партнером по бизнесу Эндрю Кингом. Уволившийся из отдела обучения персонала компании «Бритиш Эйруэйз» безработный Кинг имел полным-полно свободного времени и был не прочь затеять новое предприятие.

      Первым делом, как вспоминает Дженнер, Роджер Уотерс заподозрил в них торговцев наркотиками. Тем не менее, четверо студентов ничего не теряли от общения с ним и его закадычным другом, так как они были любителями в полном смысле слова: у них не было ни менеджера, ни агента, тот минимум инструментов, которым они располагали, находился в ужасающем состоянии, автофургон разваливался на ходу. Роджер считал, что группе нужны менеджеры на полный рабочий день, Питер и Эндрю ухватились за это предложение двумя руками. Кто-то из них двоих потратился примерно на тысячу фунтов, купив им инструменты и усилители (которые почти сразу же украли, и музыканты вынуждены были приобрести новый комплект в рассрочку). Дженнер научил Сида пользоваться шарикоподшипником при игре на гитаре, а также предложил убрать казавшееся ему лишним слово Sound из названия группы.

      30 сентября 1966 г. THE PINK FLOYD SOUND выступили на одной площадке с THE SOFT MACHINE в Церкви Всех Святых, а вечером 15 октября 1966 года Джон Хопкинс (John ’Hoppy ’ Hopkins) и Барри Майлз (Barry Miles) с успехом провели презентацию начавшей тогда выходить (с периодичностью два раза в месяц) первой британской андерграундной газеты «Интернэшнл Таймс, для чего они организовали эпохальное представление с участием PINK FLOYD. Лучшим местом для проведения мероприятия они посчитали расположенный на севере Лондона и построенный около века назад как локомотивное депо (о чем свидетельствовали рельсы на полу) запущенный комплекс The Roundhouse. Позднее комплекс приобрела «Джилбиз джин компани», соорудившая дополнительные помещения для хранения чанов с джином в виде балкона, поддерживаемого с сомнительной надежностью деревянными колоннами.

      Майлз: «Первый большой концерт, который они отыграли. Мы заплатили им пятнадцать фунтов стерлингов, что было больше, чем получили THE SOFT MACHINE, поскольку у PINK FLOYD было световое шоу, а у тех - нет.» Отрекламированное как «Pop Op Costume Masque Drag Bill» событие привлекло внимание сливок общества - ведущих специалистов в сфере моды, искусства и поп-музыки, - представших пестро одетыми в сверкающие кафтаны, цветастые пижамы и военную форму разных эпох.

      PINK FLOYD показали себя с лучшей стороны - их световое шоу, в кромешной тьме работавшее с симпатичного старинного вагончика, ждал триумф. В рецензии «Интернэшнл Таймс» говорилось: PINK FLOYD «делали диковинные вещи, наполняя аудиторию скрипящими звуками эффекта «фидбэк», поражая танцующими на их фигурах проецируемыми слайдами (капельки краски текли по слайдам, чтобы передать ощущение открытого космоса и доисторических миров), а прожектора мигали в такт с ритмом ударных.» В атмосфере полной непредсказуемости, царившей на концерте, выступление оборвалось, когда во время исполнения «Interstellar Overdrive» «вырубился» маломощный генератор.

      На концерте 15 октября Дженнер и Кинг применили светоустановку «Хит Робинсон» (Heath Robinson), собранную из купленных в магазинах «Бритиш хоум сторз» переключателей и обычных электролампочек, светивших через цветной светофильтр, прикрепленный к импровизированной деревянной раме. Пипа Картера (Pip Carter) - попросили присмотреть за этим хрупким приспособлением. Концерт в The Roundhouse стал эпохальным событием в истории коллектива и сумел привлечь внимание всех разрозненных групп и течений андерграунда. Пришло более двух с половиной тысяч человек, не считая тех, которые по собственной инициативе просочились через двери, а из известных групп, выступавших в тот день, можно отметить THE SOFT MACHINE.

      Один из приятелей PINK FLOYD, актер Мэттью Скарлоу (Matthew Scurlow) считает, что этот концерт самым непосредственным образом повлиял на побывавшего там Пола Маккартни (Paul McCartney) и в какой-то степени нашел отражение в альбоме THE BEATLES «Sgt.Pepper’s Lonely Hearts Club Band».

      PINK FLOYD играли сумасшедшие интерпретации известных песен и психоделических блюзов таких, как «Cops And Robbers», при исполнении которого Сид импровизировал как одержимый, - говорит Пип Картер. - При игре на гитаре он использовал на грифе металлический корпус зажигалки «Зиппо» и работающие шарикоподшипники, чтобы получить контролируемый эффект «фидбэк». Какие-то из приемов произошли из его манеры исполнения блюзов, другие он придумывал тут же.»

      Световое шоу PINK FLOYD было принято на ура, и, несмотря на то что на половине «Interstellar Overdrive» отключился свет, группу заметили. Освещение события национальной прессой прибавило им зрителей на последующих концертах.

      31 октября Барретт, Уотерс, Мейсон и Райт подписали шестисторонний контракт с Дженнером и Кингом и теперь принадлежали фирме «Блэкхилл Паблишинг». Название Кинг позаимствовал у принадлежавшего ему коттеджа на границе с Уэльсом. «Сид позднее останавливался в нем пару раз, написал там несколько песен и, обычно, болтался где-нибудь рядом со своими дружками. Местечко получило дурную славу и в результате полиция чуть не прикрыла его как притон,» - вспоминает он.

      Отношения были закреплены в шестистороннем соглашении об учреждении компании «Блэкхилл Энтерпрайзиз» (Blackhill Enterprises). Для менеджеров от поп-музыки это был беспрецедентный шаг - принять музыкантов в равную долю вместо отчисления им двадцати-двадцати пяти процентов от валового дохода. Однако верные своим психоделическим идеалам новые руководители PINK FLOYD твердо стояли на своем: «Служить альтернативой, всем работать сообща, и тогда все будет клево и демократично.» Секретаршей «Blackhill Enterprises» стала Джун Чайлд, позже вышедшая замуж за лидера T-REX Марка Болана, жившая в том же доме в театральном районе Вест-Энд, где Барретт и Уилсон. Там же, кстати, обитал и Майк Ратледж из THE SOFT MACHINE, соперников ФЛОЙД по андеграундной сцене. Также в штат флойдовской компании попал и некий мод-стиляга Джон Марш, помогавший в светошоу. В доме тусовалось много девчонок, с одной из которых, Линдси Корнер, стал сожительствовать Сид Барретт. Вся пёстрая компания жила одной коммуналкой, пробавляясь косяками, которые с невероятной ловкостью скручивала Джун. В обязанности энергичной и деятельной Джун входило еще много вещей - телефонные переговоры, вождение автофургона, сбор гонораров и т.д.  ЛСД также тёк рекой, по каплям. Рассказывают, что именно в этой квартире Йоко Оно сняла в свое время скандально нашумевший концептуальный фильм «Bottoms – Задницы», в котором многочисленные персонажи представлены были на экране другим своим лицом, которое, как выяснилось, было ничуть не менее индивидуальным.

      Свободная школа вскоре ангажировала PINK FLOYD на концерт в пользу Церкви Всех Святых на Пауис-плейс, район Ноттинг-хилл. Либерально настроенный настоятель церкви позволял использовать ее помещение для разного рода вещей - от собраний совета коммуны до выступлений трупп черного театра. «Пара «Семинаров со светом и звуком» (The Sound and Light Workshop), - говорит Джон Хопкинс, позволила расплатиться с кое-какими долгами и весело провести время.» Гораздо более успешное, чем можно было предположить, выступление превзошло все остальные проекты Свободной школы и стало проводиться регулярно каждую пятницу.

      Вот как выстраивался тот концерт в октябре 1966 года: Pink Theme, Let's Roll Another One, Gimme A Break, Piggy Back, Stoned Alone, I Can Tell, The Gnome, Interstellar Overdrive, Lucy Leave, Take Up Thy Stethoscope And Walk, Flapdoodie Dealing, Snowing, Matilda Mother, Pow R. Toc H. и завершала его Astronomy Domine.

      Рик Райт назвал такие представления «чистой воды экспериментаторством и временем, когда мы открывали для себя, что именно мы хотим делать. Каждый вечер сопровождался невероятными слухами, потому что мы делали совершенно новые вещи и никто из нас не мог представить, как отреагирует публика.»

      Питер Дженнер с помощью своей жены Мими и Эндрю Кинга создал примитивную «психоделическую» светоустановку. Она состояла из цветных светофильтров и фонарей для подсветки, установленных на щитах, с управлением вручную от домашних переключателей. Дальнейшее улучшения были внесены первым светорежиссером PINK FLOYD, семнадцатилетним вундеркиндом Джо Гэнноном (Joe Gannon) и соседями Барретта по квартире, знакомыми с ним по Кембриджу - осветителем Нового театра Питером Уин Уилсоном (Peter Wynn Wilson), ставшим одним из самых близких друзей Сида, и Сюзи Голер-Райт (Susie Gawler-Wright).

      Тогда как другие коллективы использовали светооборудование того места, где они выступали, Уин Уилсон припрятал списанное по месту его основной работы - театра в Вест-Энде - оборудование и переделал его с тем, чтобы использовать на концертах PINK FLOYD. После этого Гэннон соединил фонари для подсветки и маломощные 500- и 1000-ваттные прожекторы, которыми он управлял с небольшого клавишного инструмента, сконструированного Уин Уилсоном. Они также разработали плавающие слайды, ставшие фирменным знаком лондонского андерграунда.

      «Питер занялся тем, что стал наносить на слайды чернильные пятна доктора Мартина, - объясняет Сюзи. - Мы капали на них различные химикалии. Они перемешивались и получалось очень здорово. Пользовались паяльной лампой, чтобы их нагревать, и феном для волос, чтобы охлаждать. Я наблюдала, как двигаются пузыри, и мне казалось, что это было замечательно.»

      Мы не знали что там происходит, и воплотили свое видение американского андерграунда, - говорит Дженнер. - Когда я туда приехал, то увидел, насколько все отличалось от Америки. Из-за маломощных ламп свет пришлось установить высоко, и он давал огромные тени. Это было совершенно не похоже на парализующие вспышки высокотехнологичных светоустановок в зале Fillmore. Но в чем-то «флойдовское» светошоу обладало большим поэтическим воображением.» (Другое коренное отличие заключалось в том, что ни у ТHE JEFFERSON AIRPLANE, ни у THE GRATEFUL DEAD не было своих собственных светоустановок, в большинстве случаев нанимали независимые команды - как, например, The Joshua Light Show. С самого начала, у PINK FLOYD свет и музыка были более серьезно переплетены.)

      После того, как Джо Гэннон уехал на Западное побережье США, основная тяжесть по проектированию и воплощению в жизнь «каплевидного шоу» легла на плечи рукастого и изобретательного Питера Уин Уилсона.

      Сид Барретт жил на верхнем этаже дома Питера и Сюзи с подружкой, стильной моделью по имени Линдси Корнер (Lindsay Korner). Отзывчивая и добродушная Линдси оставалась преданной Сиду во время его взлетов и падений в группе. Они наслаждались умиротворенным, богемным существованием, поздно вставая по утрам, часами засиживаясь в баре «Полло» на Олд-Комптон-стрит, где наслаждались сэндвичами и жареными блюдами, а дома допоздна играли в восточную настольную игру «Го». Затем увлечение Барретта «Го» уступило место очарованию китайской «Книгой бытия» («I Ching»), из которой он почерпнул вдохновение для песни «Chapter 24».

      Теперь, когда PINK FLOYD стали набирать высоту, Сид забросил свои занятия живописью и сосредоточился на написании песен - «музыки в цветах», создавая их с такой самоотверженностью и проявляя такие способности, что он поражал даже близких людей. Его типично «андерграундные» источники вдохновения: восточные предсказания и детские сказки, бульварная НФ и саги Толкиена о Средиземье, английские народные баллады, чикагский блюз, авангардная электронная музыка, Донован (Donovan), THE BEATLES и THE ROLLING STONES - все попадало в бурлящий котел его подсознания только для того, чтобы выйти наружу, оформленным в голосе, звуке и стиле, который мог принадлежать только ему.

      «На заре карьеры, - говорит Уин Уилсон, - гораздо больше времени уходило на написание композиций, чем на их исполнение. Он работал над материалом, думая скорее о его сценическом воплощении, чем о записи. Написав текст песни, он концентрировался на основной теме, затем без конца «обсасывал» ее, готовясь к тому моменту, когда надо будет импровизировать на сцене. То были счастливые дни - все было прекрасно. События разворачивались именно так, как хотелось Сиду. Он располагал неограниченным запасом времени, чтобы сочинять и играть.

      Я помню, как он располагался, исполняя что-то с текстом, при этом выкуривалось огромное количество гашиша и «травки». Спокойная обстановка. Это позже она стала слишком давящей и искусственной.»

      Джун Болан: В большой степени именно он в те дни заложил основу группы. Находясь дома и сочиняя песню, он задумывался над тем, как должен играть барабанщик, какая партия будет у басиста. Он очень хорошо держал ритм и играл соло, точно зная, чего он хочет. Сид, бывало, подходил на репетициях к Нику Мейсону и говорил: «Вот как я хочу, чтобы ты сыграл,» - так и выходило.»

      Суми Дженнер (Sumi Jenner) считала Барретта не особенно общительным: «Он выражал себя через музыку. Ее муж вспоминает о Сиде: «Он - наиболее творческая личность, с которой я сталкивался. Это было уникально: за несколько месяцев в квартире на Ерлхэм-стрит Барретт написал почти все песни для PINK FLOYD и своих соло-альбомов.»

      «Это происходило спонтанно, все так и лилось на бумагу. Насколько я мог судить, никаких симптомов гения, в муках рождавшего свои творения. Когда люди пишут свободно, не думая постоянно, что они - великие, выходит гораздо лучше. «

      Самый весомый вклад Питера Дженнера может быть обнаружен в мощном риффовом лейтмотиве «Interstellar Overdrive». Все началось, когда Дженнер попытался напеть песню Берта Бакарача (Burt Bacharach) «My Little Red Book», услышанную им в обработке группы LOVE. «Я не самый лучший в мире певец: у меня проблемы со слухом, - говорит Дженнер. - Сид повторил рифф на гитаре и спросил: «Так?» Конечно, рифф был совсем другим, потому что то, как я спел, было ужасным!»

      Деятельная до творческой активности натура Барретта вскоре проявила себя на сцене. Никто иной как Сид подтолкнул Пита Тауншенда к идее совмещения функций ритм- и соло-гитариста в одном лице, причем часто спонтанно. Его инновации простирались от игры на слайд-гитаре с помощью любимой зажигалки «Зиппо» и до использования специальных эффектов эхосистемы «Бинсон».

      Во время кульминационных моментов концертов - тридцати-, тридцатипятиминутных свободных импровизаций на тему «Interstellar Overdrive» - Барретт превращался в крутящегося в водовороте дервиша. Неограниченно используя «фидбэк», он размахивал руками, а светоустановки проецировали колеблющиеся тени на экран позади него. Майлз сообщает, что «Барретт развил музыкальные новшества, доходя до опасных пределов и танцуя на краю пропасти, удерживаемый подчас только докатывавшимися до них волнами поддержки со стороны публики, находившейся в нескольких дюймах от его ног.»

      «Сид уводил в посторонний мир, - вспоминает Суми Дженнер. - Находясь на сцене он, казалось, гипнотизировал публику. Остальные еле-еле за ним поспевали.» Он и выглядел обалденно. Одним из первых Сид открыл психоделический магазинчик «Granny Takes A Trip» и превратил себя в витрину того, что Джун Болан называет «удивительное чувство стиля. Все что он надевал, выглядело потрясающим. Он носил рубашки из атласа со всевозможными украшениями и галстуки. Сид казался привлекательнее остальных в группе - похожий на греческого бога красавец.» По словам Суми, Сид постоянно изменял свою внешность. «По какой-то причине он и Линси сделали одинаковые прически и носили похожую одежду - их невозможно было отличить друг от друга.» Между тем, Питер Дженнер был не одинок в своем убеждении, что из четырех музыкантов Сид был «на голову выше и гораздо важнее» - действительно, ведь «это была ЕГО группа.» Едва ли Питер Дженнер был  одинок в убеждении, что из всех четырёх флойдовцев Сид был самым важным.

     Напротив, Ник Мэйсон производил впечатление пофигиста, этакий ударник-повеса, хотя он собрал целый том газетных вырезок о ФЛОЙД. Тем не менее, все отмечали, что с Ником очень легко работать.

     То, что у Рика Райта золотое сердце, было видно невооружённым взглядом. Райт был очень близок к Барретту в творческом отношении. На сцене Рик поддерживал ощущение чего-то астрального, миражируя как привидение и извлекая из своего органа призрачные звуки, которые мягко вплетались в общее звучание, задаваемое Сидом.

     Но, бесспорно, самой сильной личностью в группе был Роджер Уотерс. Еще в школе, и теперь, Роджер, выросший без отца, держался независимо, вызывающе и готов был отстаивать своё мнение до конца. В школе Роджер играл в регби. Регби - это спорт контактный. На полном бегу в тебя врезаются мужики с бычьей шеей, хватают за ноги, случается, что сломают нос или ухо помнут. Здесь куётся такая воля, что такой человек не сдаётся никогда, даже перед лицом неминуемого поражения. Тут-то, как говорится, и порылась собака, здесь-то и таятся корни будущих конфликтов внутри ФЛОЙД, но это в будущем.

    Группа во многом обязана Уотерсу, который был загружен работой по горло - осуществлял организационную деятельность и выступал в качестве пресс-секретаря. Фирменным вкладом Роджера в саунд ФЛОЙД были резкие переходы бас-гитары на октаву вниз и вверх (гениально!). Также, Уотерс был немного выше и старше остальных, что создавало вокруг него особую атмосферу.

    Вскоре Дженнер и Кинг привлекли коллектив к записи демонстрационных пленок в студии The Thompson Private Recording Studio, располагавшейся в Хемел, Хэмпстед. Они выбрали «I Get Stoned» - одну из первых полноценных работ Барретта как автора песен и «Let's Roll Another One». Последняя все-таки увидела свет на первом сингле Pink Floyd под названием A Candy And A Currant Bun.

      Кинг придерживался мнения, что качество записи было вполне приличным - «примерно таким же, с каким люди сегодня записываются в домашних студиях». Однако попытки PINK FLOYD заинтересовать фирмы грамзаписи не увенчались успехом. Годы спустя, Кинг и владельцы студии сражались в зале суда за право обладания пленками. Джо Бойд, намеченный Дженнером как первоочередная цель, услышал обе песни и посоветовал группе обзавестись более профессионально выполненными демонстрационными записями.

      18 ноября 1966 года группа представила свое шоу для более строгой чем обычно аудитории, дав концерт в колледже искусств «Хорнзи». Семнадцатилетний Джо Гэннон (Joe Gannon) помогал со светом и выполнил новые слайды. У Гэннона были честолюбивые замыслы о замене кинофильмом цветных слайдов, проецируемых на голую стену позади группы. «Хорнзи» стал вехой для PINK FLOYD - первое из большого количества выступлений под названием: «Philadelic Music For Simian Hominids».

      На следующий день прошло первое выступление ансамбля вне Лондона - в Кентерберийском техническом колледже (Canterbury Technical College), находящемся в шестидесяти милях от столицы. Обозреватель местной газеты, настроенный более дружелюбно, чем большинство его коллег, писал: «После поднятия занавеса одетая в нейтрально окрашенные рубашки для отражения световых лучей различного цвета группа предстала стоящей в полутьме на сцене. Позади них находилась пятнадцатифутовая фигура Будды. По обеим сторонам располагались светоустановки с фильтрами, заливающие сцену световыми потоками разнообразных цветов, в то время как проекторы проецировали слайды с продуктами современного искусства на экран позади музыкантов.

      Это чудное сочетание зрительных образов и приложенного к ним звука дало странный результат. Зрители, при первых диссонирующих звуках озадаченные таинственной обстановкой, вскоре начали танцевать и мало-помалу расслабились.»

      Рик Райт попытался объяснить концепцию шоу: «Оно полностью спонтанное. Мы прибавляем выход на усилители и начинаем развертываться. Нам предстоит еще много работать, прежде чем мы достигнем намеченного. Необходимо разработать его дальше.

      В процессе выступления мы, пожалуй, скоординированы больше, чем какая-либо другая поп-группа. В нашей игре больше от джазовых ансамблей. Мы пришли к необходимости музыкально мыслить всем вместе, когда мы на сцене.»

      Там, - как однажды провозгласил Сид, - не было никаких правил !»

      После презентации «Интернэшнл Таймс» регулярные выступления PINK FLOYD в Церкви Всех Святых, которые «Блэкхилл» проводило под лозунгом Тимоти Лири «Включайся, настраивайся,»западай» настолько вошли в моду, что маленький церковный зал не мог вместить всех желающих, и 3 декабря PINK FLOYD дали второй концерт-бенефис в «The Roundhouse», призывавший к мажоритарным выборам в Южной Родезии под девизом: «Психоделия против Яна Смита («Psychedelia Versus Ian Smith») (тогдашний премьер-министр Родезии).

      12 декабря 1966 года на концерте, совпавшем с бенефисом под названием «Да вы шутите ?» («You're Joking ?»), ансамбль выступил в еще большем и престижном Ройял Альберт-холле. Затем плотное расписание группы заставило их вернуться в The Roundhouse, чтобы как следует подготовиться к встрече нового 1967 года в составе «The Giant Freak-out All-Night Rave», где на одной площадке с ними выступили не только THE MOVE (расколотившие три телевизора и автомобиль), но и THE WHO (которые, в свою очередь, тоже попытали счастья в вырубке электричества). Одним словом, PINK FLOYD набирали вес так быстро, как только могли поворачиваться их менеджеры.

      22 декабря 1966 г. группа предстала в «The Marqee» - первый раз с тех пор, как «Спонтанный андерграунд» обозначил наступление новой эры. Ветер перемен захлестывал поп-сцену и PINK FLOYD, по большей части неизвестные пару месяцев назад, были в авангарде этого движения, избрав местом своего постоянного пребывания клуб «The Marqueeи», все еще оставаясь полупрофессиональным студенческим коллективом. Переход в «The Marqueeи» означал дальнейшее расширение их аудитории; множились разговоры о группе.

      Тем временем Хопкинс и Бойд обшаривали Вест-энд в поисках места, подходящего для того, чтобы раздвинуть рамки Семинаров по свету и звуку для большей аудитории, предпочтительно из деловой части города, пока не натолкнулись на запущенный танцзал Blarney Club в подвале дома номер 31 по Тоттенхэмкорт-роуд, напротив театра Доминион. Хозяин-ирландец с радостью согласился сдавать им его по пятницам по пятнадцать фунтов стерлингов за вечер.

      «Мы решили устроить концерты две пятницы подряд, - говорит Хопкинс, - один перед рождеством, а другой - после. Решили: «Если это сработает - отлично, нет - это всего лишь два представления.» Мы нашли людей, согласившихся выполнить психоделические постеры, наняли PINK FLOYD. На представление пришла куча народу. В следующий раз публики было еще больше.»

      Джо Бойд, впавший в немилость на Elektra Records, нашел себе новое местечко в качестве музыкального директора клуба. В тот вечер, когда он открылся - 23 декабря 1966 года - название клуба было отрекламирован на постерах Майкла Инглиша (Michael English) как «Night Tripper». Название, выполненное тонким шрифтом, было наложено на фотографию симпатичной невесты Пита Тауншенда Карен. Неделю спустя он превратился в UFO (т.е. «НЛО»).

      Реклама, помещенная в пятом номере андерграундного журнала Интернэшнл Таймс, не указывала, кто будет играть, но PINK FLOYD были приглашены заранее и публика об этом знала. Неделю спустя пятничная ночная тусовка была переименована в UFO, ставший с тех пор легендарным местом - первым клубом психоделической эры.

      «На первых вечерах PINK FLOYD платили шестьдесят процентов от сбора за свет и музыку. Моя исходная ошибка как менеджера заключалась в том, что я позволил изменить это положение в пользу получения фиксированной суммы вместо процентов, так как это место внезапно стало очень популярным. Ничего подобного я с тех пор не видел.»

      «Нужное место в нужное время, - говорит Хопкинс. - А поскольку ничего подобного раньше не было, оно стало очень популярным. «Мы осуществили именно то, что задумывали. Мы не проигрывали пластинки очень громко, как это делали в других клубах. Когда их меняли, были пятиминутные паузы, так что посетители могли поздороваться и поговорить друг с другом - это придавало особую атмосферу. Очень раскованную и свободную.»

      Постепенно «площадка для рискованных игр» (как ее назвал Пол Маккартни), стала для PINK FLOYD (главного события первых четырех вечеров) тем же, чем ливерпульский клуб The Cavern был для THE BEATLES.

      Промозглый, сырой, страшно низкий длинный потолок помещения и узкая площадка клуба оставляли желать лучшего в плане акустики и света. Показания приборов об уровне громкости в сто двадцать децибел на концерте PINK FLOYD вызвали появление не меньше как председателя Королевского института по изучению проблем глухоты, который предупредил, что «если подобный уровень звука будет поддерживаться и далее, это несомненно повредит органам слуха.» Тем не менее, как говорит Питер Уин Уилсон, «в UFO каждый разрабатывал свои идеи (PINK FLOYD - музыкальные, я - светотехнические) - настолько благоволила обстановка. Мы завешали фонарями все стены. Рассел Пейдж (Russell Page) и я взялись за одну половину, а обладавший тонким вкусом и артистизмом Марк Бойл (Mark Boyle) занимался другой частью освещения.»

      Изобретения Уин Уилсона включали «группу лучей света для каждого из четырех музыкантов. Я собрал установку, которая крутилась возле органа Рика, «цепляя» его плечи и голову. Другая располагалась перед ударной установкой и по одной - перед Сидом и Роджером. Помимо освещения музыкантов, аппараты отбрасывали тени на экран позади. Туда падал свет от одного фонаря и, если в тот момент он совпадал с лучом, упавшим туда раньше, то получалась комбинация цветов. Таким образом на экране танцевали цветовые пятна, что было потрясающим, особенно если учесть, что все это контролировалось и можно было очень четко управлять процессом в соответствии с музыкой.»

      «Мы придумывали смешные эффекты для проектора с поляризатором и устройством, отвечающим за разложение лучей света, вставляя туда кусочки латекса или полиэтилен. Особенным способом разрывая полиэтилен, можно было добиться замечательных картинок - лучей, красиво разбегающихся в бесконечность во всем многообразии цветового спектра. Я постоянно давал Джун заявки на презервативы, потому что они сделаны из высококачественного латекса.»

      Световое шоу PINK FLOYD оставляло глубокое и запоминающееся впечатление на аудиторию. Поскольку каждый из музыкантов стремился оказаться (и оказывался) в тени от совместного выступления ансамбля, их редко узнавали в лицо как в повседневной жизни, так и в творческой деятельности. Коллектив, таким образом, преуспел в подчеркнутой анонимности отдельных музыкантов, остававшейся их отличительным знаком, даже когда они приобрели мировую известность.

      Подобно улыбке из-под вуали одно-единственное лицо на сцене все же оказалось узнанным и в дальнейшем - расцветшим. «Сида узнавали, - говорит Дженнер. - Его сразу выделили как звезду. Его полюбили все.»

      Именно в UFO Пит Браун (Pete Brown) «первый раз увидел Барретта, «дававшего концерт». «С его скачками по сцене, сумасшествием и импровизацией складывалось впечатление, что он был вдохновлен. Он превосходил самого себя и оказывался в областях чрезвычайно интересных - чего не мог никто из остальных. Если по правде, остальные были просто посредственны. Песни Сида были таким волшебными и потрясающими. Все представление оживало благодаря этими песнями и его личности.

      На сцене Сид трудился невероятно упорно. Звучит слишком громко, но, можно сказать, он почти жил на сцене во время этих световых шоу, вдохновленный воображением. Его движения совпадали с переходами света и были его естественным продолжением - человеческим фактором в этих рассыпающихся образах.»

      К началу 1967 года в ассортименте наркотиков, употреблявшихся Барреттом на Eрлхэм-стрит, ЛСД пришел на смену конопле. Поначалу казалось, что «кислота» позволяет Барретту совершить подъем на недостижимые ранее высоты вдохновения и творческой активности.

      «Все начало выкристаллизовываться в UFO, - говорит Уин Уилсон. - Нет никаких сомнений в том, что музыка, которую они исполняли в UFO, - лучшая из того, что они сделали за все время. Жаль, что не осталось концертных записей того периода. Импровизации Сида продолжались невообразимо долго, но были абсолютно безукоризненными. Музыка была чудесной, а прием аудитории - восторженным. UFO - это исключительный случай, когда все объединены одним увлечением и одними и теми же целями.»

      1 февраля 1967 года PINK FLOYD, наконец, «стали профессионалами», отложив в сторону академические карьеры и полностью сосредоточившись на делах творческих. Первоочередной задачей для PINK FLOYD стал выпуск пластинки. Существовала договоренность, что Джо Бойд (Joe Boyd) обеспечит контракт с Elektra Records, чье давнее увлечение фолком и блюзом в Америке нашло выход в предоставлении контрактов группам LOVE и THE DOORS. Бойд надеялся, что он может «появиться с чем-то подобным в Англии». Но ставший их менеджером и продюсером Бойд обманулся в ожидании, что его американский босс Джек Хольцман (Jac Holzman) примет PINK FLOYD с распростертыми объятиями.

      Брайан Моррисон (Bryan Morrison) и его партнер Тони Ховард (Tony Howard) уговорили группу подписать соглашение с «Брайан Моррисон Эйдженси» с условием отчисления обычных десяти процентов доходов от концертов. Поскольку Питер Дженнер и Эндрю Кинг буквально следовали всем советам Моррисона, он без труда уверил их, что машина закрутиться быстрей, если группа попадет в руки крупной фирмы - такой, например, как EMI, чем если это было бы на Polydor, разумеется при условии, что PINK FLOYD оправдают возложенные на них надежды, самостоятельно записав песни для сингла. Первоначально планировалось заключить соглашение с фирмой «Полидор», однако в итоге группа подписала контракт с концерном EMI под аванс в пять тысяч фунтов стерлингов.

      По настоянию Дженнера, требовавшего от них написания большего числа оригинальных композиций «странной природы», группа отказалась от почти всего ритм-энд-блюзового материала. Сид с радостью согласился.

      27 февраля 1967 года ансамбль попал в студию Sound Technics Studio в Челси, чтобы создать свой первый сингл. Группа планировала записать шесть песен и выбрать две лучшие как стороны А и В первой сорокопятки. Являвшийся постоянным диск-жокеем в клубе UFO Джо Бойд оказался лучшей кандидатурой на роль продюсера: он лично знал ансамбль, знал, какой им требуется звук, равно как и то, что андерграунд хотел услышать от своей «домашней команды».

      Таким образом, Джо Бойд отправил PINK FLOYD в студию с тем, чтобы они записали «Arnold Layne» - запоминающуюся песню о страдающем клептоманией трансвестите, превратившуюся в руках Бойда в подлинный шедевр и при этом не потерявшую коммерческой ценности. Проходившие в конце января со звукоинженером Джоном Вудом (John Wood) сеансы звукозаписи дали также раннюю, до сих пор не выпущенную версию «Interstellar Overdrive» и предполагавшуюся для второй стороны «Let's Roll Another One», которую, после того как кто-то на Би-Би-Си пригляделся к названию, спешно переименовали в «Candy And a Current Bun». Остальные запланированные композиции могли и подождать, так как группа обнаружила, что благодаря освещению в национальной прессе, они стали предметом пристального внимания публики.

      «На самом деле мы не хотели, чтобы «Arnold Layne» стал первым синглом,» - говорит Ник Мейсон. «Нас попросили записать шесть вещей и затем найти компанию, которая их примет. Мы записали первые два, и у нас их отобрали. Сказали, это - то, что нужно. Все компании грамзаписи гонялись за этим диском, нужно было только подождать, кто больше предложит.

      Мы знали, что хотим стать рок-звездами и хотим записывать синглы, так что это показалось нам лучшей песней, укладывающейся в три минуты без того, чтобы потерять что-то ценное.»

      «С команды «начали» они представляли из себя четверку не очень опытных музыкантов, умудрившихся своими силами создать что-то поистине выдающееся,» - говорит Дженнер. «Сид был главной движущей силой в группе - певец и соло-гитарист. Роджер не мог настроить гитару, потому что не различал тона. Рик был в состоянии чуть-чуть писать, а Роджер мог выдавит пару слов, если была необходимость. Первой песней, которую сочинил Роджер была «Set The Controls For The Heart Of The Sun» на втором альбоме, написанная только потому, что Сид всех подбивал писать. Сид очень сомневался в отношении этих песен, а когда создал шедевры, каждый подумал: «Ну, должно быть, это - просто...»

      «Сид несомненно был первым гитаристом из тех, кого я знал, который стал использовать приспособление под названием Бинсон Экоретт, являвшееся предшественником всех цифровых эхо-систем задержки сигнала, используемых сегодня,» - говорит Эндрю Кинг. «Это была усовершенствованная версия Уоткинс Копикэт, широко использовавшаяся впоследствии. На рынке она была новинкой, собранной из деталей устройства, которым пользуются для записи сообщений на почте в Великобритании: здоровый кусок металла с записывающей головкой вокруг наружной стороны. При движении пленки мимо разных головок, наблюдались различные эффекты с эхом. Сид использовал это приспособление на своей гитаре, а раньше никто до этого не додумался.»

      С момента выпуска сингла 11 марта 1967 года подозрительная, но и соблазнительная песня «Арнольд Лейн», вызвала бурю восторгов и споров. «Meлоди Мейкер» превозносила ее: «Красочная и забавная песня о парне, который обнаружил, что вошел в курс дела, пока слушал о пестиках и тычинках... Без сомнения, очень хороший диск. PINK FLOYD предлагают новый вид музыки; так давайте надеяться, что англичане достаточно либеральны, чтобы встретить их с распростертыми объятиями.»

      Как ни странно, среди «узколобых» оказалась самая вроде бы «прохипповская» пиратская радиостанция «Радио Лондон», запретившая «непристойную» песню. Рик Райт придерживался мнения, что «пластинка была запрещена не из-за текстов, а потому что они настроены против нас как группы и против наших убеждений.»

      По словам Уотерса, персонаж песни и его «странное увлечение» имели реального прототипа из кембриджского периода жизни Роджера и Сида: после того как их овдовевшие матери стали сдавать комнаты девушкам из расположенного поблизости женского колледжа, причиной скандалов стало постоянное исчезновение сушившегося на веревках женского нижнего белья.

            Поначалу гнев руководства Би-би-си обрушился только на вторую сторону сингла, в оригинале - «Let's Roll Another One», переписанную как «Candy and a Current Bun». После этого внимание Би-би-си переключилось к теме песни с первой стороны, которую никогда не проигрывали в эфире. Точно также поступили и пиратские радиостанции Radio London и Caroline. Тем не менее, она попала в чарты, начав с сорок первого места первого апреля и к двадцать второму числу поднявшись до двадцатого и покинув хит-парад на следующей неделе. Жалобы на то, что песня была «непристойной» расстраивали Роджера Уотерса: «Наше отношение подводит к ситуации, связанной с подлинным событием. Это не просто набор слов вроде «люблю», «малышка» и «врубаться», положенных на музыку, как в обычной песне... Если мы не можем писать и исполнять песни о разных затруднительных ситуациях, в которые попадают люди, то нам просто нечего делать в этом бизнесе.» Однако, как вспоминает Ник Мейсон, группа не хотела, чтобы песня стала первым синглом: «Ко времени выхода «Арнольда Лейна», мы уже ушли вперед, наше представление о том, какой должна быть хорошая хитовая песня, изменилось. Мы попытались воспрепятствовать его появлению, но куда там.»

      Вскоре после выхода сингла британская музыкальная газета «Meлоди Мейкер» отправила своего журналиста Ника Джоунса (Nick Jones) проинтервьюировать Сида на квартире, где он жил с Линси.

      «Сид Барретт вывалился из кровати и натянул носки,» - писал Джоунз. «Я оглядел маленькую комнатушку под чердаком в поисках женского белья, о котором PINK FLOYD сообщили, что Арнольд примеряет его перед зеркалом. «Сид, почему ты написал такую грязную, мерзкую, непристойную, аморальную, вырожденческую песню ?» Сид озадаченно моргнул: «Ну, я просто написал ее. Я подумал, что Арнольд Лейн - это хорошее имя и очень точно ложится на музыку, которую я уже сочинил.»

      «Но не правда ли,» - сказал я, «что «Радио Лондон» вполне справедливо запретило ее потому, что они посчитали ее аморальной?» Вместо того, чтобы заняться гардеробом и обнаружить шифоньер, полный женской одежды, Сид пустился в объяснения: «Я был в Кембридже в то время, когда начал писать эту песню. Я позаимствовал строчку о «бельевой веревке под луной» («Moonshine washing line») у нашего басиста Роджера - у него была огромная такая веревка в саду позади дома. Потом я подумал, что у Арнольда должно быть хобби - и вот отсюда-то все и пошло.»

      «Так уж получилось, что Арнольд Лейн оказался первым, кто натолкнулся на возможность обрядиться в маскарадный костюм - женскую одежду. Многие так поступают, давайте смотреть правде в глаза. Все, что касается остальной части текста - возражать можно по поводу «It takes two to know» - здесь нет ничего непристойного!»

      Показались остальные участники группы, и беседа закончилась в пабе за несколькими пинтами «старого доброго темного пива». Репортер «Meлоди Мейкер», приготовившийся, видно, к сумасшедшей наркотической оргии почувствовал одновременно удивление и облегчение. PINK FLOYD, рассудил он, были самыми обычными людьми.

      Более снисходительно был настроен Дэвид Пол (David Paul) из Морнинг Стар, охарактеризовавший песню «Арнольд Лейн» как «умную и ироничную». «Она могла бы показаться странной, но это потому, что авторы текстов очень консервативны,» - написал он. «В ней нет ничего нездорового или сенсационного, она вносит разнообразие в бесконечные любовные песни.»

      «Meлоди Мейкер заявила, что PINK FLOYD записали хороший коммерческий сингл: «Пластинку надо прокрутить не раз, чтобы понять, но, несомненно, они выпустили в свет отличный диск,» - написал обозреватель газеты. PINK FLOYD знаменуют собой появление на английской сцене новой формы музыки, так что давайте надеяться, что Великобритания достаточно терпима, чтобы принять их с распростертыми объятиями.»

      Нью Мюзикл Экспресс с восторгом писала: «Диковинный чудаковатый текст и умопомрачительный саунд. Великолепная партия органа, резкие гитарные аккорды и композиция, вызывающая дрожь по телу. Учитывая их паблисити, это может быть хитом.»

      Даже сверхкритичный Скотт Уокер (Scott Walker) выставил «Арнольду Лейну» оценку «хит» в соревновании «Свидание вслепую» газеты «Meлоди Мейкер», где звездам предоставлялась возможность оценить выпущенные на неделе пластинки, не зная исполнителя, а ориентируясь только по звуку.

      «Арнольд Лейн» был первым когда-либо созданным хитом, - заявляет Пит Браун, - в котором с английским акцентом и присущими англичанам понятиями оперировалось английскими культурными ценностями и кумирами. Никогда раньше не было ничего подобного, все подражали американцам.

      Сид одним из первых стал сочетать хиты с близкими к поэзии текстами. Когда я услышал «Арнольда Лейна» впервые, я подумал: «Черт побери!» Это была первая настоящая английская песня об английской жизни с потрясающим текстом. Она распахнула двери и сделала возможными вещи, о которых прежде никто не задумывался.

      Другая точка зрения: Сид писал, находясь под влиянием самого сильного музыкального впечатления в своей жизни - THE BEATLES, чья песня «Eleanor Rigby» возглавила хит-парады в сентябре 1966 года, а «Penny Lane» попала на второе место тогда же, когда была выпущена «Arnold Layne». Обе - очень английские песни об английской жизни. THE BEATLES были не единственной группой, работавшей в этом направлении. Песни THE WHO, THE SMALL FACES и, особенно, THE KINKS отражали национальные черты в музыке, будь то пристрастие к эксцентричным текстам или британские обороты речи или же - лондонский диалект кокни.

      PINK FLOYD твердо стояли на ногах: они не только выпустили пластинку, их музыка появилась и в кино. В шикарный документальный фильм Питера Уайтхеда (Peter Whitehead) «Сегодня вечером давайте все займемся в Лондоне любовью» («Tonite Let's All Make Love In London») вошли сокращенные версии «Interstellar Overdrive» - одна была в кадре исполнена PINK FLOYD, на фоне другой - Аллен Гинзберг (Allen Ginsberg) читает свою поэму, давшую название фильму.

      Первый диск PINK FLOYD появился в тот момент, когда альтернативный Лондон переживал пик подъема. Людей на самом деле связывало чувство общности и ожидания. Более восприимчивая британская музыкальная сцена по достоинству оценила содержание первых альбомов CREAM и ТHE JIMI HENDRIX EXPERIENCE, а THE BEATLES только что подключилсь к психоделии выпуском сингла с двумя сторонами А - «Penny Lane»/

      «Strawberry Fields Forever», их пробным шаром к «Сержанту Пепперу». При этом молодежная субкультура еще не стала насквозь коммерциализованной, а власть придержащие только-только начали перекрывать кислород.

      «Арнольд Лейн» не только позволил PINK FLOYD попасть в Top 20 с первой попытки, но и немедленно помог им зарекомендовать себя как группу с именем. С приходом славы группа попала под разного рода прессинг. До начало срыва Сида оставалось несколько недель, а на короткий период, выпавший на то время, жизнь казалась прекрасной. Сид осуществил один из своих самых честолюбивых замыслов: 6 апреля 1967 года PINK FLOYD впервые выступали в программе «Top Of The Pops» - британском телешоу с участием самых популярных ансамблей. Это был великий миг, но напряжение, возникавшее когда группа играла перед нехипповыми аудиториями, росло, также как и давление на группу с требованием выдавать больше хитов.

      После выступления в программе «Top Of The Pops» группа поспешила на концерт в Солсбери. На следующий день они наняли самолет, чтобы отравиться на тусовку хиппи в Белфасте, Северная Ирландия, где их ошеломил восторженный прием зрителей. Всю последующую семидневку PINK FLOYD провели, давая концерты в Бишопс-Стортфорде, Бате, Ньюкасле и Брайтоне. У группы возникли проблемы с оборудованием и нормальной работой колонок, поскольку они играли очень громко. Трудно было и потому, что публика, пришедшая насладиться простенькими песнями, такими как «Арнольд Лейн», неожиданно для себя услышала то, что «Meлоди Мейкер» назвала «громыхающей, непостижимой, наполненной воплями звуковой пыткой, которая, как подтвердили пять американских врачей, может повредить органам восприятия...»

      В том же месяце в Манчестере PINK FLOYD снимали для телепередачи компании Гранада. Продюсер шоу попросил их выступить на одной сцене с THE MOVE, чтобы получить две группы по цене одной. Флойд не уступили, покинув возмущенного продюсера, восклицающего им вслед: «Я создал THE BEATLES и THE STONES.»

      «Трудная ситуация,»- вспоминает Пип Картер, упорно трудившийся над постановкой светового шоу PINK FLOYD вечер за вечером. «Я начал устанавливать свет, и все осветили ушли, так как я работал с открытым огнем. Обычно, я зажигал маленькую газовую горелку и подогревал слайды, чтобы они лучше двигались.»

      PINK FLOYD тем временем пригрозили уйти, если их требования не будут выполнены. Закончилось тем, что все успокоились, группа вернулась и исполнила со сценической имитацией «Арнольд Лейн» без THE MOVE на заднем плане.»

      24 апреля 1967 года в клубе Feathers Club на их долю выпало одно из худших испытаний. В ходе концерта произошел инцидент, когда брошенной из зала увесистой монетой Роджеру Уотерсу рассекли бровь.

      Легендарным выступлением PINK FLOYD стало появление 29 апреля в «14-Hour Technicolor Dream» в Александра-пэлас, в который раз привлекшее внимание общества к жизни альтернативного Лондона. Идея величайшего представления в этом викторианском выставочном зале на вершине Масвелл-хилл принадлежит Майлзу, Джиму Хэйнзу и Джону Хопкинсу (по словам Майлза, «на девяносто девять процентов ответственному, за то, что оно произошло»). Официальной целью на этот раз было собрать средства для отчаянно нуждавшейся Интернэшнл Таймс.

      PINK FLOYD, которые к тому времени располагали только одним синглом, была предоставлена честь закрывать концерт, в котором принял участие сорок один исполнитель, среди которых были Алексис Корнер (Alexis Korner), Джек Дюпри (Jack Dupree), Алекс Харви (Alex Harvey), Грэм Бонд (Graham Bond), THE MOVE, PURPLE GANG, THE PRETTY THINGS, Пит Тауншенд (Pete Townshend), SOCIAL DEVIANTS, Рон Джизин (Ron Geesin), Майк Горовиц, Йоко Оно, Аллен Гинзберг, Жан-Жак Лебель (Jean Jacques Lebel), Энди Уорхолл (Andy Warhol), MOTHERS OF INVENTION и VELVET UNDERGROUND. Джон Леннон и Пол Маккартни покрыли часть расходов. Майкл Макиннерни (Michael McInnerney) разработал примечательные постеры.

      Майлз: «Ракеты разорвались над Лондоном, послужив сигналом к началу... пришли десять тысяч человек - армия, разодетая в душистые старые кружева и бархат, с бусами и колокольчиками, все под кайфом.

      Глаза Сида сияли, когда ноты, которые он брал, поднимались ввысь в крепнущем свете дня, а рассвет, как в зеркале, отражался на поверхности его «Телекастера».

      Я просто не мог этому поверить - снаружи старичье из Вуд-Грин, сидело упершись в экраны своих телевизоров, а внутри этой машины времени находились тысячи зачарованных, «путешествующих», безумных, дружелюбно настроенных, веселых хиппи. Есть что сказать о двух различных мирах!

      Наибольшее впечатление на меня произвело то, что между исполнителями и зрителями не было ни физического, ни духовного барьера; когда группа заканчивала играть, ее участники спускались со сцены и вливались в толпу зрителей, усаживаясь прямо на полу.»

     Дженнер: «Окружающая обстановка была великолепна. Все ждали PINK FLOYD и находились под воздействием «кислоты». То был пик ее употребления в Англии... все ее попробовали... группы, организаторы, публика... и, конечно, я тоже.»

      Протискиваясь через толпу в овечьей поддевке, в старомодных очках, Джон Леннон приглядывался к происходящему. Побочные мероприятия включали палатки, торговавшие благовониями и хипповскими фенечками и эскимосское иглу из стекловолокна, где в соответствии с изречением Донована в песне «Mellow Yellow» («Electric banana's gonna be a sudden craze») бесплатно раздавались «косяки» из банановой кожуры. А в центре веселящиеся дети-цветы могли «оттянуться» на самой настоящей детской игровой площадке.

      Музыка доносилась с двух площадок, расположенных в противоположных концах выделенной территории, в то время как с высоченных световых вышек на задрапированные простынями стены проецировали фильмы. Неважно, что импровизированные экраны колебались порывами ветра, и за ходом действия в фильмах трудно было уследить. Или то, что электрогенераторы выдавали недостаточно мощности в сравнении с привычным для «парящих» под воздействием «кислоты» рокеров уровнем. Чувство от события было небывалое.

      «По толпе прокатилась волна, все обернулись к огромным восточным окнам, окрашенным первыми, еще слабыми, лучами рассвета. В этот волшебный миг застывшего времени перед ними предстали PINK FLOYD.

      Их музыка была жуткой, торжественной и успокаивающей. После ночи шалостей, веселья и «кислоты» пришло торжество рассвета...

      Не имело никакого значения, что PINK FLOYD в тот самый вечер в спешке приехавшие с континента, чтобы принять участие в этом концерте, были далеки от подобной восторженной оценки.

      Очередной ставший сенсацией концерт группы под названием Игры для мая (Games For May) прошел 12 мая в лондонском Куин Элизабет-холле, расположенном в Лондоне, на южном берегу - в той части комплекса сооружений, предназначенных для различных художественных мероприятий, где обычно устраивались классические концерты.

      Эндрю Кинг не был дураком, - говорит Сюзи Уин Уилсон. - Он серьезно подошел к тому, чтобы заявить концепцию группы на рынке шоу-бизнеса как Искусство. Он все старался сделать по высшему классу. Беспрецедентно было то, что выступление PINK FLOYD длилось два часа без какого-то бы то ни было разогревающего состава, а ведь в те дни даже хедлайнеры не играли «живьем» более получаса.

      «Игры для мая» публике представлял Кристофер Хант (Christopher Hunt) - промоутер, специализировавшийся на камерной музыке. Однако предприимчивый Хант за четыре месяца до этого (по настоятельному требованию работавшей с ним в то время Суми Дженнер выделил средства на концерт в лондонском Институте Содружества с участием коллектива, и ему понравилось то, что он увидел и услышал. Именно Хант выпустил интригующий пресс-релиз: PINK FLOYD намереваются превратить этот концерт в визуальное и музыкальное исследование - не только для себя, но и для аудитории. Написана новая музыка, которая будет исполнена впервые вкупе со специально приготовленными четырехдорожечными стереопленками. Что касается визуальной стороны, светотехники группы подготовили новое, невиданное прежде шоу.»

      Здоровенные колонки, возвышающиеся в конце зала, наводили на мысль, что PINK FLOYD собираются в первый раз использовать свой хваленый Azimuth Co-ordinator. Это позволит им заполнить звуком весь зал, а со временем группа разработает полноценную квадрофоническую звуковую систему. Именно поэтому публика на концертах PINK FLOYD будет во все стороны крутить головами, чтобы понять, что происходит сзади.

      Эндрю Кинг: «Концерт «Games For May» состоял из двух частей. Во второй части - PINK FLOYD, а в первой исполнялись несколько пробных сольных номеров и среди них такие как, например, заранее записанные пленки.»

      «Четырехдорожечные стереопленки» представляли собой подлинное новшество, в полное мере использовавшееся ансамблем в последующие годы. Все началось как эксперимент во время одного из сеансов записи на четырехдоржечный магнитофон в студии на Эбби-роуд, когда ребята попросили продюсера Нормана Смита добавить к двум, уже имевшимся колонкам, еще пару. Им так понравился полученный результат, что они взяли на вооружение этот «звук в круговом движении»: «Посредством чего, - объяснял Роджер Уотерс, - звуки кругами распространяются по помещению, создавая у публики жуткое ощущение того, что она окружена музыкой.» Это стало важным компонентом концертных выступлений группы. Как и теперь, в то время колонки, расположенные в конце площадки, использовались для воспроизведения записанных заранее различных звуковых эффектов, собранных по большей части Роджером Уотерсом (ветер, шум волн, шаги, пение птиц и т.д.), которые группа включала в концертные выступления.

      PINK FLOYD еще предстояло разобраться со всеми тонкостями акустики Куин Элизабет-холла, ведь их незатейливая квадросистема давала нужный эффект, только будучи помещенной в заранее выбранные места. Помимо этого, существовало множество других ухищрений, начиная с искусственного восхода темно-красных оттенков, сооруженного Питером Уин Уилсоном на заднике сцены. Его колеблющееся светошоу было дополнено 35-миллиметровыми фильмами и тысячами мыльных пузырей. Один из роуди в мундире адмирала засыпал водопадом бледно-желтых нарциссов публику, лицезревшую среди прочего Роджера Уотерса, швыряющего картофелины в здоровенный гонг (вот оно - творческое крещение будущего концептуалиста!), и Ника Мейсона, пилящего дерево звукоусиленной пилой (не умеешь играть - выпендривайся!).

      В соответствии с замыслом Дженнера и Кинга, событие широко освещалось рядом «приличных» газет, и даже заслужило упоминания в «Файнэншнл Таймз»: «Заполнившая зал публика была прекрасной, хотя и несколько подавленной. Ради того, чтобы только за ней понаблюдать, уже стоило прийти. Но добавьте к этому неотразимых PINK FLOYD и настоящий нарцисс на память, и вы будете переполнены восторгом.» «Интернэшнл Таймз» превозносила «Игры для мая» как «гениальный концерт камерной музыки двадцатого века», «второе отделение которого перешло прямо в зал и вторглось в границы чисто электронной музыки... Приятно было видеть хипповое шоу в музейной обстановке. Сид Барретт заявил: «В будущем группы будут демонстрировать большее, нежели обычное поп-шоу. Они смогут предложить хорошо продуманное театрализованное представление.»

      Обещанный новый материал включал заразительную вещь под названием «Games for May». Хотя на Эбби-роуд Норман Смит уже перенес на пленку такие запоминающиеся сочинения Сида, как «The Gnome» и «Scarecrow», звукоинженеры и менеджеры сошлись во мнении, что «Games For May» достойна увидеть свет вслед за «Арнольдом Лейном». Барретт переименовал песню в «See Emily Play». Он утверждал, что песня пришла ему в голову во сне - так же, как задремавшему в лесу Кольриджу поэма «Кубла Хан». Сид утверждал, что Эмили - это девушка, виденная им в лесу танцующей и гуляющей обнаженной, когда сам он спал на открытом воздухе «после одного выступления на севере». Так или иначе, Пит Браун вспоминает, что текст песни написан о подлинной, живой Эмили, хорошо известной посетителям UFO - «психоделической школьнице», дочери аристократа-литератора лорда Кеннета (Lord Kennet), под псевдонимом Уэйланд Янг (Wayland Young) написавшего «Эрот отверженный» («Eros Denied»). Так фетишист Арнольд уступил место девочке-цветку Эмили...

      Пит Тауншенд был почитателем ненормального стиля игры Барретта, но отдавал себе отчет в том, что к тому времени, когда он узнал PINK FLOYD, Барретт был «уже ни к черту».

      «Вне всякого сомнения, Сид отличался оригинальностью, но, сказать по правде, без Роджера Уотерса он бы не пробился на сцену,» - говорит Тауншенд. «Похоже, большую часть времени он проводил за установкой эхосистем на примочки используемых им инструментов. Можно было слышать, как он играет на гитаре, затем, неожиданно, Сид уходил со сцены и занимался тем, что возился с усилителем или устраивался в кресле. Непонятно было, откуда шел звук. Но если в чем-то Сид и был новатором, так это в том, чтобы целиком и полностью устранится от всего происходящего. Он был первым человеком, которого я видел в полной отключке на сцене. Из уважения к публике ни я, ни те, с кем я был знаком, никогда бы так не поступили.

      Учитывая обильный прием наркотиков Барреттом, можно понять, почему его и без того неуравновешенное поведение стало еще более эксцентричным. Однажды, проезжая в своем машине марки «Мини» по Кингз-роуд в Челси, он увидел какой-то предмет одежды в магазине на противоположной стороне улицы. Остановив машину перед светофором, Сид, на глазах у удивленного друга на сиденье рядом, выскочил и вприпрыжку побежал через дорогу. Машина осталась стоять с включенным двигателем, за ней образовалась «пробка» из раздраженных автомобилистов.

      Кит Уэст (Keith West), певец группы TOMORROW, также оставил свидетельства о странном поведении Сида. Первое из подобных впечатлений он получил, когда лидер PINK FLOYD приготовил яичницу на маленькой походной плитке прямо на сцене во время выступления в клубе UFO.

      «Сид с большим трудом излагал свои мысли в разговоре, с ним трудно было общаться. Некоторое время спустя мы жили в одном и том же отеле с PINK FLOYD и видели, как его коллеги по группе общались с ним, посылая ему записки.»

      Сид мог поступать таким образом только потому, что, по его мнению, у большей части аудитории не хватало винтиков. Смешно, но именно Роджер Уотерс выбил из меня всю эту блажь. У него был такой устрашающий вид на сцене и вне ее, тогда как Сид по сравнению с ним выглядел печальным и заслуживающим сочувствия.»

      Сестра Сида - Розмари, когда-то так обрадованная успехом первого сингла, понимала, что происходит что-то ужасное. «Когда я встретила его в следующий раз, то увидела, что он так сильно изменился, и я никак не могла к нему пробиться. Тот брат, каким я его помнила, исчез. После той встречи я уже не могу получать удовольствие от прослушивания музыки.»

      18 мая 1967 года при помощи того же инженера Джона Вудса композиция Сида «Games For May» - с прежним содержанием, но в несколько сокращенном виде - под новым названием «See Emily Play» превратилась в следующий сингл PINK FLOYD.

      Пытаясь добиться того же саунда, в котором преуспел с группой Джо Бойд, Норман Смит (или как они его прозвали Normal) организовал запись нового сингла в студии Sound Techniques - той самой, где ранее попал на пленку «Арнольд Лейн».

      Бойд расценивал такой поворот событий как горькую иронию, но Питер Дженнер считал, что «Джо мог бы быть к ним более снисходительным, потому что в тот момент он не располагал достаточным опытом. Безумия было и так предостаточно, а трезвость и рассудительность Нормана Смита помогла создать уверенность, что PINK FLOYD работают над хитом. Такова была жизненная необходимость. Если бы у группы не было успешного сингла, они не смогли бы пережить те трудные времена.»

      Позднее Джо Бойд вспоминал: «Неожиданное назначение продюсером их записей Нормана Смита вызвало у меня чувство раздражения. Помню, меня очень задевало то, что они начали работу и потратили много времени и денег - много денег EMI и много студийного времени ЕMI, - пытаясь получить тот звук, который я записал в Саунд Текникс на «Arnold Layne». Они даже наняли того же инженера и отправились в ту же студию, чтобы получить похожий саунд.»

      По свидетельству Бичера Стивенса (Beecher Stevens), причина, по которой он хотел, чтобы процессом руководил его человек, заключалась в том, что он представлял себе PINK FLOYD довольно эксцентричными и не хотел пускать дело на самотек.

      Разговаривая с Майклом Уэйлом (Michael Wale), Роджер Уотерс назвал это «чертовски глупой сделкой», но как говорит Бойд, «если группа чувствовала себя достаточно сильной, чтобы взять меня на роль продюсера, они настояли бы на мой кандидатуре и в EMI.»

      Как поп-сингл «Эмили», несомненно, выглядела более коммерческой, чем «Арнольд Лейн», даже не принимая во внимание странноватость последнего: «Эмили» едва ли, пользуясь словами Уотерса, о «затруднительных ситуациях, в которые попадают люди». «Арнольд Лейн» разрабатывает реальную ситуацию, даже если и не сулит подлинных откровений в области человеческой души, тогда как «Эмили» не требует ничего подобного от своих слушателей.

      Много споров вызвало пронзительное гитарное соло в середине композиции «Эмили» - одна из наиболее запоминающихся работ Барретта. Смит: «Мы применили контроль частоты, чтобы ускорить гитарную игру Сида. Это - из разряда тех вещей, которые меня очень интересуют.»

      «Эмили» была закончена 23 мая и, вопреки желанию Барретта, выпущена 16 июня. Песня поднялась до шестого номера в чартах в течение следующего месяца. Критики, находившие «Арнольда Лейна» недостаточно психоделичным, были удовлетворены.

      Гэри Брукер (Gary Brooker) из PROCOL HARUM, принявший участие в соревновании «свидание вслепую» газеты «Мeлоди Мейкер», узнал PINK FLOYD немедленно. «Я сужу по ужасной органной партии, да » - написал он. «Они - единственные, обладающие подобной манерой исполнения, и у них очень характерный саунд. Это - гораздо лучше, чем «Арнольд Лейн», гораздо лучше. Если «Арнольд Лейн» стал хитом, то эта вещь будет им уж наверняка.»

      Обозреватель Нью Мюзикл Экспресс Дерек Джонсон (Derek Johnson) отрекламировал новый диск PINK FLOYD броским заголовком: Газета наблюдает становление PINK FLOYD. Он писал: «На последнем диске PINK FLOYD психоделия, в которой они специализируются, не играла главенствующую роль, но здесь они добились своего. Сюда втиснуты диковинные колебания, реверберации, электронные вибрации и неопределенные громыхания. Удивительно - где-то в середине этого находится прекрасная мелодия, сыгранная в среднем темпе и с неплохой аранжировкой. Должно попасть в хиты!»

      Комментируя вторую сторону, на которой была записана другая композиция Барретта (она же - сюжет сюрреального промоушн-фильма PINK FLOYD) Пугало («Scarecrow»), Джонсон добавил: «Интересно. Любопытные гармонии, старинная флейта, замечательная акустическая гитара.»

      «See Emily Play» являлась подлинным хитом (даже учитывая сладкую «обертку» психоделического попа и приторные строки песня устарела не так быстро, как резкий и колкий «Арнольд Лейн»).

      Понимая, что у них выпадает из поля зрения многое из музыки хипповой аудитории, «Радио Лондон» в примечательной передаче «U-turn» поместило «Эмили» на первое место в чартах «большое Л» в течение недели с момента выпуска сингла. Составленный по прихоти режиссера программы, этот хит-парад не имел никакого отношения к количеству проданных пластинок, однако, ничем и не повредил диску.

      Был, однако, и один плохой знак. Дэвид Гилмор, на короткий срок вернувшийся из Европы, чтобы купить новый аппарат взамен украденного для JOKERS WILD и заглянувший в студию, чтобы посмотреть на сеансы записи «Эмили», был неприятно поражен, когда Сид «просто посмотрел сквозь меня, едва осознавая, что я вообще там был. Очень странно...»

      Успех «See Emily Play» заставил PINK FLOYD выступить по национальному телевидению в программе «Top of the Pops» столько раз, сколько сингл продержался в недельной Top 10. Как оказалось, три раза. Музыканты и их менеджеры рассматривали эту возможность как неслыханную удачу. Но Сида передергивало от одной только мысли выступить в этом сиропистом шоу, для него участвовать в «Top of the Pops» означало распродаваться. (Пять лет спустя Рик Райт признался, что «Top of the Pops» определенно было худшим, через что мне пришлось пройти... такая муть.»)

      Первую неделю Сид появлялся в наимоднейшем наряде из атласа и бархата, приобретенном в модном магазинчике «Granny Takes A Trip» на Кингз-роуд. Неделю спустя он предстал небритым, а его изысканный костюм - грязным и мятым. Третью неделю выступлений Сид отметил появлением во все том же костюме, который он тут же сменил на самую неряшливую одежду, которую только можно было достать.

      Роджер Уотерс: «Он ничего не хотел знать. Он устроился там в невероятном виде и заявил, что не собирается выступать. Потом мы выяснили причину: оказывается, Джон Леннон не стал бы этого делать, тоже касалось и его...»

      Норман Смит: «Сид находился в гримерной и вышел оттуда в ужасающем виде. Он подошел к зеркалу, бросил взгляд, а затем взлохматил волосы, приговаривая: «Это - чепуха, чепуха!»

      Какие бы причины не побудили Сида поступить таким образом, между ним и, по меньшей мере, двумя музыкантами группы появились первые признаки разлада.

      Джун Болан признает наличие особого отношения к Барретту - харизматическому певцу и автору песен, которого выделяли в группе: «Так всегда происходит - певец в группе получает больше знаков внимания. Он был и более фотогеничным. Сид был движущей силой в группе, и это то, что фактически люди и хотели увидеть.»

      «Думаю, это - показатель славы. Это может быть один диск, вроде «See Emily Play» и вашего первого «Top of the Pops», а потом все меняются. До того, они были четырьмя выросшими вместе или учившимися в одном и тот же колледже людьми. Они разделились на противоположные лагери. Мало-помалу это перешло в раскол.»

      Питер Уин Уилсон повествует о тех событиях несколько по-иному: «Всегда существовало какое-то давление на Сида со стороны Роджера и Ника в отношении того, что по их мнению должна делать поп-группа - необходимо включать последний сингл в концертную программу, равно как и избранные композиции с пластинки. А это именно то, что совершенно не входило в планы Сида. Он очень хотел развиваться, усовершенствовать музыку, пробовать новое, поскольку попал в струю сходно думающих альтруистов того времени. Но Ник и Роджер углядели возможность хорошего коммерческого успеха группы.

      По словам Джун, «Сид потерял хватку, в том смысле, что он был очень непостоянным членом группы, а они относились к нему не по-доброму. Когда он вел себя как полный идиот, они усаживали его в автомобиль и отправлялись в длинные автомобильные прогулки, где все находились в одном машине, и некуда скрыться, потому что потом надо ехать на концерт.»

      «Возможно, если бы в то время, в начальной стадии его нервного срыва, они отнеслись к Сиду с пониманием, то этого крушения могло бы не произойти. Но теперь можно только предполагать. Это могло случиться и без того или не с такими последствиями, но, как мне кажется, по отношению к нему они повели себя хуже, чем должны были.»

      Как общество в целом, так и растущая аудитория поклонников Сида, не имели понятия о том, что с ним что-то было не так. Для них он был старым добрым Сидом, исполняющим роль звезды. Примерно в то время с ним произошел случай, расцененный как выходка под влиянием момента, но позднее получивший гораздо больший резонанс. Группу ангажировали для выступления в Лондоне в знаменитой радиопрограмме Субботнний клуб («Saturday Club»). По техническим причинам ансамблю пришлось прождать почти весь день. Наконец, все проблемы были улажены, и PINK FLOYD должны были выступить, когда Сид вдруг покинул студию со словами: «Никогда я больше не буду этим заниматься.» Выбежавший вслед Уотерс увидел его удаляющимся вдалеке. Выступление отменили.

      Тем не менее растущая слава Сида как автора песен и гитариста-новатора сделали его звездой в группе. После того, как «Эмили» попала на высокое место в чартах, его пригласили принять участие в соревновании «Свидание вслепую». По воле случая, он попал на ту же страницу, что и Джими Хендрикс - его любимый музыкант в то время.

      Иллюстрацией тогдашнего статуса PINK FLOYD могут служить неправдоподобные публикации, появившимся в конце месяца. Сообщалось, что ансамбль должен был выступить на официальном Молодежном музыкальном фестивале на Олимпийских играх в Мехико в 1968 году.

      В действительности, группа планировала продолжительный концерт для раскрутки ожидаемого дебютного альбома, а последнее выступление в The Roundhouse было снято для специальной телепрограммы «Man Alive». Мир был у их ног.

      «Эмили» по-прежнему находилась на пятом месте в чартах Meлоди Мейкер, и PINK FLOYD впервые (если не считать два шоу до того) отправились «к северу от границы». На концертах для своих шотландских поклонников исполнялись оба хита, но по возвращении в UFO группа отыграла обычные два отделения, не включив в них синглы. Что они вставили в программу, так это - «Pow R Toc H» и композицию «Reaction In G» - протест против требования исполнить «Эмили».

      Для PINK FLOYD, однако, гигантская вечеринка, которую большая часть обкуренных и врубающихся запомнила как Лето любви, оборвалась прежде, чем успела начаться. 2 июня, на следующий день после выпуска «Сержанта Пеппера», PINK FLOYD в первый раз за два месяца выступили в UFO. («Мои часы остановились, радио замолкло... о чем я думаю... об UFO ?» - вопила реклама в «IT».)

      Неудивительно, что в свете того, что произошло с момента их последнего выступления, зал был набит битком. Здесь можно было увидеть Джими Хендрикса, Пита Тауншенда, музыкантов THE YARDBIRDS и THE ANIMALS наряду с радостно настроенными молодыми поклонниками, будущими хиппи и привычными старыми туристами. Плюс ко всему PINK FLOYD пришлось воспользоваться обычным входом и прокладывать себе путь в гримерную через толпу.

      На их пути встретился Джо Бойд. «Зал был переполнен, они прошли буквально в двух дюймах от моего носа.

      - Привет, Джо!

      - Как дела?

      - Потрясающе!

      Я поприветствовал их. Последним шел Сид, подмигивая мне. У него было такое ехидное выражение лица, такой озорной огонек в глазах. Он подошел, и я сказал ему: «Привет, Сид!» Он вроде как взглянул на меня. Я посмотрел ему прямо в глаза: там не было ни жизни, ни света. Как если бы опустили шторы, знаете - никого нет дома.»

      Очередной номер «IT» обвинил музыкантов в том, что они «играли как бездельники». Только позже стало ясно, что Сид начал сдавать.

      «Думаю, - говорит Питер Дженнер о способностях Сида Барретта и успехах PINK FLOYD на ранней стадии, - Сид просто вступил в контакт с такими людьми, которые определенным образом повлияли на него. Все это входило в разряд обычных вещей в конце шестидесятых - прием «кислоты», это было как новый мир. И он на это попался.»

      29 июля 1967 года, в точности через три месяца после Technicolour Dream, PINK FLOYD выступили на втором мероприятии в Александра-пэлас, их имя в афишах стояло вторым после Эрика Бердона (Eric Burdon) и нового состава его группы THE ANIMALS. Триумфального возвращения, как надеялись Питер Дженнер и Эндрю Кинг, не получилось.

      «Особенный интерес, - писал Кит Элтем (Keith Altham) из «Нью Мюзикл Экспресс» - вызывала сама публика в возрасте от семнадцати до двадцати пяти... с раскрашенными в синий, желтый или зеленый цвета лицами (испещренные полосами после ливня снаружи). Одни были в цветных куртках, другие - в свободных одеждах и с яркими шарфами или бусами на шее.»

      Когда пришел черед PINK FLOYD, Барретта не оказалось поблизости. Джун обнаружила его в гримерной - «впавшего в слабоумие, в полной отключке сидевшего, застыв как изваяние из камня.» Она попыталась встряхнуть его, пока остальные облачались в сценические костюмы. «Сид!» - закричала она, «это - Джун! Посмотри на меня!» В его пустом взгляде не отразилось и тени понимания.

      Нетерпение аудитории росло, режиссер забарабанил в дверь со словами: «Пора! Пора на сцену!» «А мы пытались привести Сида в чувство, - вспоминает Джун, - заставить его собраться, чтобы он мог играть. Он не мог говорить, был в полной прострации. Роджер и я вывели его на сцену, по пути повесили ему на шею гитару и подвинули к микрофону.»

      «Вот когда нужно было отдать должное Роджеру, он сумел заставить двух остальных музыкантов собраться, и они кое-как отыграли. Питер и Эндрю были на грани безумия - рвали на себе волосы.»

      Облегчение менеджеров, когда Сид взялся за свой белый «Стратокастер», сменилось ужасом: он брал длинные диссонирующие ноты, не имевшие никакого отношения к тому, что исполняли остальные. По большей части Барретт «просто стоял со съехавшей крышей.»

      Очередной номер «Meлоди Мейкер» сообщал, что «Сид Барретт страдает от «нервного истощения», а группа отказалась от всех запланированных выступлений на весь август. Как следствие, они потеряли по меньшей мере четыре тысячи фунтов стерлингов.» В соответствии с новым статусом группы статья появилась на первой полосе и под аршинным заголовком, который гласил: «ПРОВАЛ PINK FLOYD».

      5 августа 1967 г. появился записанный в студии EMI Abbey Road в июне того года дебютный альбом группы The Piper At the Gates Of Dawn.

      Даже сейчас, дебютный альбом PINK FLOYD представляет собой поражающую воображение работу. В сравнении с двумя синглами, вышедшими к августу 1967 года - и учитывая то, что пять композиций с диска были записаны до «See Emily Play» - «Волынщик у врат рассвета» демонстрирует удивительную зрелость. Так и чувствуешь восторг, увидев, чего может добиться имея в своем распоряжении лишь четырехдорожечные машины студии «Эбби-роуд» четверка творческих личностей.

      Конечно, в сравнении с тридцатью двумя и более дорожками сегодня возможности записи на четыре полосы были довольно ограниченными, требуя сильно «поднажать», чтобы все успешно оказалось на пленке (выливаясь в странное чувство отдаленности, даже отчуждения, созданного плотным фоновым шумом на пленке от такого огромного количества перезаписей. Особенно это заметно на записях с применением метода «стены звука» («wall of sound»), созданного Филом Спектором (Phil Spector), многие из которых выполнены и на трехдорожечных аппаратах.

      Сид назвал пластинку по главе из очаровательной детской книжки Кеннет Грэма (Kenneth Grahame) «Ветер в ивах» («The Wind in the Willows»), описывающей неожиданную встречу Крота и Водяной Крысы с Великим божественным Паном:

      «... а затем, в совершеннейшей чистоте неотвратимо приближающегося рассвета, пока Природа, смутившись, похоже, от полноты необыкновенных красок, затаила на мгновение дыхание, он посмотрел прямо в глаза Другу и Помощнику. Увидел величественный размах загнутых назад рогов, поблескивающих в нарастающем свете дня; увидел твердый изогнутый нос между добрых глаз, весело смотрящих вниз, на них, в то время как заросший бородой рот в уголках преломился в полуулыбке; увидел статные мышцы лежащей поперек широкой груди руки, длинную гибкую длань, все еще державшую только что выскользнувшую их разжатых губ свирель; увидел изящные изгибы косматых конечностей, в величественной неге расположившихся на покрытой зеленью прогалине...»

      Мало что из этого прерафаэлитского очарования пробивается на альбоме. По-настоящему выдающимся на нем - а также связующим звеном с последующими работами - являлось инструментальное исполнение. И не только в напрочь лишенных вокала композициях («Interstellar Overdrive») и в тех, где слова играют второстепенную роль («Take Up Thy Stethoscope And Walk», «Astronomy Domine»), но и в песнях, претендующих на выражение значимого послания. В «Lucifer Sam», например, совместная работа группы делает ее значительнее, чем она могла стать в противном случае.

      Заслуживает внимание и тот факт, как данную работу пощадило время. Ведь это - единственное свидетельство того, что репутации Сида Барретта как человека, оказывавшего важное влияние на выбор направления группы, была действительно заслуженной.

      Впервые Норман Смит увидел выступление PINK FLOYD в клубе UFO, когда он побывал там вместе с их издателем Брайаном Моррисоном. «Я и понятия не имел, о чем были песни, написанные Сидом; подозреваю, что и остальные участники группы тоже,» - говорит он. «Но объем посвященных им публикаций в прессе был таким, что это заставило EMI пошевелиться и принять решение взять их под свою опеку.»

      Эндрю Кинг находился рядом с PINK FLOYD каждый день пока записывался альбом. «Сделан он был довольно быстро - примерно по песне в день. Учитывая, что это - первый альбом, он был в известной степени экспериментальным. На нем есть несколько необычных приемов со сведением, а также с наложением дорожек с записью всего исполнения друг на друга, как это можно слышать на «Interstellar Overdrive». Осуществленное Смитом разделение стереозаписи по каналам было несколько неуклюжим, но в целом эффективным.»

      Активное использование возможностей стереозаписи было не единственным достижением тех лет... «На микшерском пульте был переключатель с надписью «популярная музыка» на одной стороне и «классическая» - на другой. Мне всегда было интересно знать, как он работает,» - вспоминает Кинг.

      «У Сида был уникальный подход к микшированию,» - говорит Дженнер. «Он выставлял указатели вверх и вниз в случайном порядке, строя узоры на пульте. Он был очень требовательным. Знаете, он был художник, и во всем добивался артистизма. На сто процентов он был творческой личностью и очень критически к себе относился.»

      Сопродюсер PINK FLOYD неизменно появлялся в студии во время ланча и находился под впечатлением, что сеансы записи идут успешно. Смит вспоминает о тех днях совершенно по-другому. У него уже возникли серьезные трудности с Сидом.

      «Вспоминая этот альбом, я удивляюсь, как нам вообще удалось его создать. Работа с Сидом была настоящим адом, о ней у меня не осталась никаких приятных воспоминаний. Не было ни одного сеанса, с которого я бы ушел без сильной головной боли. Сид все выполнял спустя рукава. Бывало, он исполнял песню, а я просил его заглянуть в операторскую, чтобы что-то скоординировать. После его возвращения он был даже не в состоянии точно так же исполнить только что спетую партию, не говоря уже о той, о которой я его инструктировал. Иногда он менял слова - у него не было никакой дисциплины.

      Разговаривать с ним было все равно, что обращаться к каменной стене - настолько его лицо было лишено всяких эмоций. Написанные Сидом тексты песен были по-детски непосредственными, такими же как во многом и сам Сид. Иногда меня подмывало спросить, какого черта он вообще делает в музыкальном бизнесе. Остальные в группе похоже считали, что без него - никак.»

      Подобно многим после него Смит обнаружил, что единственный способ записывать Сида Барретта - это поступать только так, как тот этого хотел.

      «Сид исполнял свои песни для остальных, и что-то попадало на пленку. Потом мы все вместе пытались придать этому подобающую форму. Однажды, у нас что-то уже было на мастер-пленке и именно то, что нужно, как считал Сид. Он искренне хотел все так и оставить в сыром, незаконченном виде.»

      В равной степени Смит остался недоволен и остальными музыкантами PINK FLOYD. «Уотерс был не бог весть каким басистом, он не мог без посторонней помощи настроить свою гитару. Я всегда считал, что Райт в душе был самонадеянным, так как он был уверен, что как органист он лучше, чем есть на самом деле. Мейсон был вообще сбоку-припеку, все надеялся, что появятся деньги, и он сможет заняться своими любимыми гоночными автомобилями.»

      Влияние Барретта ширилось и углублялось. Хотя его поклонники по UFO всегда ассоциировали его самого с необыкновенными космическими песнями Сида, большая часть его сочинений шла снизу, от земли. Существовали только две настоящие космические песни - «Astronomy Domine» и «Interstellar Overdrive»: последняя была написана почти случайно.

      Несмотря на то что авторами ставшей классикой композиции продолжительностью девять с лишним минут указаны все четверо, найденная Сидом тема является основной. Другие номера пластинки были сконцентрированными пассажами его разболтанной гитарной игры времен UFO, к которым Мейсон добавил как ритм, так и мелодию, Райт - свои неземные, бесплотные аккорды, а Уотерс постарался наиболее точно следовать риффам Сида. Вопреки широко распространенному мнению, она не была почерпнута из музыки к телепередаче «Stеptoe And Son».

      Уотерс сообщил в 1987 году журналу «Кью»: «Как автор песен Сид был единственным и неповторимым. Мне никогда не сравниться с ним в проницательности и восприятии. На самом деле, я еще долго и не мечтал бы о способности проникать в суть вещей. Но я всегда буду считать Сида ответственным за осуществление связи между его собственным бессознательным и коллективным бессознательным группы.

      У меня ушло пятнадцать лет на то, чтобы хоть как-то приблизиться к этому уровню. Но что помогало Сиду видеть вещи такими, какими он их воспринимал ? Это как вопрос почему художник является художником ? Художник просто видит и чувствует вещи по-иному, чем большинство людей. В какой-то степени это - благодать, но также может быть и проклятием. Это приносит огромное удовлетворение, но это и ужасный груз.»

   Поначалу казалось, что ЛСД поднимает Сида на недостижимые ранее высоты вдохновения и творческой активности. Было несколько неприятных моментов, когда Линдси становилась для него невидимой, а Сид парил по комнате и падал вниз по лестнице на руки Джун. Или когда полиция в поисках какого-то торговца наркотиками появилась перед раскрашенной в фиолетовый цвет дверью квартиры Барретта. В эпоху, когда слово «фараон» служило сигналом к приступу паранойи, даже если браток находился не под кайфом, Сид лишился дара речи. Он, уставившись на представителей закона, неподвижно застыл с расширенными от ужаса и кислоты глазами. К счастью, Линдси вовремя отвлекла полисменов, предложив им чашку чая.

Сторм Торгесон вспоминает: Однажды Сид положил перед собой сливу, апельсин и коробку спичек и 12 (двенацать!) часов подряд сидел, глядя на них в невыразимом восторге. Для него слива была планетой Венера, апельсин был Юпитером, спичечный коробок - его космическим кораблём, и Сид вышел в открытое пространство без начала и конца, как космонавт. Вдруг Венера исчезла. Кто-то, вдохновившись сливой, взял да и съел её. Сид на несколько минут был в полном шоке, но сообразив, что произошло, широко ухмыльнулся».

      Если судить по «Волынщику», коллектив выжал максимум из скудных возможностей студии. Композиция «Astronomy Domine» (на которой Питер Дженнер быстро проговаривает в мегафон названия звезд и галактик) продемонстрировала использование ансамблем студийных эффектов - таких как, например, «эхо», в качестве музыкального инструмента. «Волынщик» изобилует студийными ухищрениями, позаимствованными из богатого арсенала ливерпульской четверки. Особенно примечательна пришедшаяся Барретту по душе запись вокала на две дорожки, создающая эффект нескольких голосов, которую для разрешения текстовых хитросплетений часто использовали Леннон и Маккартни. Смиту удалось также добиться характерного звучания малого барабана (snare drum) Ника Мейсона - тот же глухой звук, который они вместе с Мартином получили на ударных Ринго Старра, покрыв пластик его барабана ручным полотенцем.

      «Lucifer Sam» посвящена сиамскому коту, но даже здесь растущая паранойя Сида пробивается в больше похожем на игру слов тексте. Принято считать, что правое полушарие мозга (по крайней мере у правшей) отвечает за интуицию и творческие способности, тогда как левое - за логику, способность к рассуждению и вычислениям. В свое время было много разговоров об их объединении посредством хирургического вмешательства или же с помощью наркотиков передать функции одного полушария другому и наоборот. Неожиданное решение вместо привычного астрологического подхода: «А каков ваш знак ?»

      В песне есть интересное соло на нижних струнах гитары, которое предвосхищает отдельные выстроенные на басовой партии композиции PINK FLOYD периода хождения Роджера во власть.

      Две песни на первый взгляд отражают увлеченность другой модной темой: сказками о гномах и волшебных королях, олицетворением которых стали не заслуживающие столь широкой популярности предания в жанре фэнтази Джона Рональда Рейела Толкиена (J.R.R.Tolkien; 1892-1973), гораздо более интересно изложенные Рихардом Вагнером (Richard Wagner).

      «Мать Матильда» выглядит более основательной, концентрируясь на смене угла зрения в восприятии ребенка, когда закрыта книжка сказок, и выключается свет. Текст в ней обладает кристальной прозрачностью, необычной для подобных песен. На основе повторяющегося аккорда в си-миноре Ричард Райт сочинил интересное ладовое соло, которое на концертах звучало гораздо дольше.

      Райт считал, что группа должна двигаться именно в этом направлении, особенно в выступлениях на публике, где рамки трех минут сингла оказывались слишком тесными.

      «Вещи, которые мы исполняем «живьем» имеют тенденцию к тому, чтобы звучать дольше, поэтому нам приходится разрабатывать их, - сказал он позднее. - Как группа, мы никогда не были заинтересованы в том, чтобы выйти на сцену, отыграть три минуты, потом остановиться, и снова исполнить песню длительностью в три минуты. Вся традиция упиралась в то, чтобы выйти на сцену и импровизировать. Тогда мы чертовски много импровизировали. Некоторые композиции, бывало, занимали у нас по полчаса.»

      Что на самом деле выделяется на альбоме, так это песни. То, чему легко прилепить ярлык, «бредовая английская чудаковатость», что, кстати, многие и сделали. Они так обезоруживающе наивны, заразительно мелодичны и подлинно оригинальны. В то же время «Волынщик» свободен от обычных клише, относящихся к любви и сексу. Сид едва ли вообще затрагивает эти темы.

      Немногие мастеровые песенного жанра могли тогда не прибегать к традиционной блюзовой или роковой форме, а вот песни Барретта до странного фрагментарны. Часто он к тому же музыкальной фразой или эффектом будет подчеркивать какой-то еще, дополнительный смысл видимого содержания песни, как это было в «Lucifer Sam», где угрожающе звучащий эффект wah-wah (квакушка) и «фидбэк» дают завершенную картину оды сиамскому коту. В его песнях нет недостатка в мелодиях и мелодических переходах, хотя подчас они оказываются в самых неожиданных местах.

      Многие из отобранных для «Волынщика» композиций для придания формы были тщательно отредактированы (почти слышишь щелканье ножниц в том месте, где задумчивый инструментальный пассаж на «Matilda Mother» переходит в финальный куплет), что было не менее трудным, чем работа с Барреттом.

      Норман Смит: «Фактически, было довольно трудно работать с Сидом, потому что он пользовался музыкой... как высказыванием, сделанным в отведенное время. Это означало, что если хочешь вернуться на пять минут назад, чтобы сделать другой дубль, получится совсем иная вещь. Возможно, выйдет другая мелодия.» (Никакого редактирования не было в «Interstellar Overdrive», состоявшей из двух прочтений одной темы, аккуратно записанных одна вслед за другой.)

      Два космических джэмовых инструментала - «Interstellar Overdrive» и «Pow R.Toc H.» - подписаны всей группой. Первый из них выглядит невероятным для записи, сделанной на четырехдорожечном магнитофоне, и целиком является заслугой Сида. Что касается второй композиции, составляющие ее основу пассажи могли бы без изменений войти в сногсшибательные песни пост-Барреттовского периода. На всем протяжении альбома большая часть инструментального саунда группы определяется «восточными» ладовыми импровизациями работающего в режиме реверберации органа марки «Farfisa» Рика Райта.

      «Волынщик», - как выразилась Джун Болан, - был по большей части ребенком Сида, и таким замечательным ребенком.» Единственный микс на «Волынщике», в котором официально принимала участие группа, был моно.

      Даже без учета подобных чудачеств, игра Сида полна новшеств и выразительна, чтобы не сказать непредсказуема. Мелодичные соло неожиданно сменяются резкими диссонансами, а дилановское бренчание - джазовой импровизацией, когда темп и тональность композиции «остаются за бортом». Барретт одним из первых рок-гитаристов стал экспериментировать с педальной примочкой wah-wah («квакушка») и эффектом «эхо» (echo-box), а также, что, вероятно, наиболее примечательно, переиначил слайд-гитару (первоначально фирменный знак исполнителей блюза с дельты Миссисипи) в непременный атрибут истинно английских «завернутых» вещей группы.

      Если не брать в расчет очень сложную аккордовую последовательность с модуляцией, приходящейся на среднюю модулирующую часть в рефрене, «The Gnome» - менее утонченная песня, спетая очень бесхитростно в сопровождении акустической гитары и челесты Райта.

      «The Gnome» и «Scarecrow» представили направление, которое в лице TYRANNOSAURUS REX и других известных протеже Джо Бойда - INCREDIBLE STRING BAND Майка Херона (Mike Heron) и Робина Уильямса (Robin Williams), возьмет на вооружение движение хиппи. Обе эти песни передают схожее настроение, хотя «Пугало» - мрачнее. После интро Рика Райта на приспособленном для правой рукой органе (на котором он играет исключительно на черных клавишах в двух диезах) под аккомпанирующий звуком часов ритм, неожиданно привлекательно звучат интонации псевдонаивного голоса Барретта, рассказывающего выдуманную история персонажа, который «Стоял в поле, где ячмень рос» («Stood in a field where barley grows»). Эти строки скорее вызывают в памяти воспоминания, нежели детально описывают заболоченную сельскую местность к востоку от Кембриджа. Завершается композиция на ноте смирения: «Черно-зеленое пугало было грустнее, чем я» («The black and green scarecrow was sadder than me»), приоткрывающей внутренне состояние мнимого сумасброда. «Сейчас он смирился, жизнь не так уж зла, и ему все равно» («Now he's resigned to his fate, causes life, not unkind, he doesn't mind»). Вся группа целиком подключается только на коде, которая завершается пустыми обещаниями почти сразу же после начала. Жаль, эта песня могла бы только выиграть от более глубокой разработки.

      Одурманивающая, напоминающая сагу о хоббитах «The Gnome» вышла из-под руки Сида в ранний, особенно творчески активный период. Пит Картер утверждает, что он был свидетелем, как Сид за один сеанс звукозаписи положил на музыку более шестидесяти стихотворений, одно из которых, под названием «Golden Hair», появилось на его первом сольном альбоме.

      Песня «Chapter 24» из «I Ching» («Книги перемен») - написанного пять тысяч лет назад трактата с прорицаниями, используемого как справочник для предсказания будущего из китайской религии даосизма. Как и карты Таро, она стала популярна среди определенной части молодежи в конце шестидесятых. Любая проблема сначала формулируется как вопрос. Затем, метанием шести монет, представляющих шесть линий «да» и «нет», могут быть получены шестьдесят четыре комбинации. Ответы, расставленные в Книге бытия как главы, были иносказательными и могли читаться по-разному. Обращение Сида к этой книге привело его к двадцать четвертой главе - «Fu» или «Возвращение/Поворотный пункт». Ричард Вильгельм (Richard Wilhelm) в своеи периоде трактата, впервые опубликованном в 1951 году и, вероятно, послужившем источником Барреттовского текста дает следующее толкование. Вильгельм переводил: «Все движение осуществляется в шесть стадий, а седьмая приводит к началу,» - начальные строки Барреттовского текста почти слово в слово. И дальше: «Таким образом, семь - это число зародившегося света, оно возникает, когда шесть - число полной темноты - увеличивается на один.» (Routledge and Kegan Paul, третье издание, 1968). Понятно, почему испытывающий сильное давление Барретт не устоял перед двадцать четвертой главой, описывающей отказ от старого и возникающее в полной гармонии новое.

      Мэттью Скарлоу: «В те дни это считалось очень элитарным, так же как и учение Юнга. Оно находилось где-то в стороне от модных течений, но Сид, как это часто случалось раньше, открыл ее прежде, чем кто-либо еще, и был первым из моего поколения, кто обратился к предсказаниям как таковым.»

      Интересное ладовое соло, исполненное Риком правой рукой, звучит во время и после заключительного аккорда в ля-мажоре этой песни.

        Куплет приводит к короткому музыкальному коллажу из конкретных звуков в духе «Revolution No. 8 с половиной»: В самом конце Bike слушателя приглашают в «другую комнату» Сида - вот где чертям приходится не сладко. На одном уровне его коллаж - огневой вал ! - из звуков работающего будильника является предшественником будущих вещей PINK FLOYD, особенно «Time», но отличие в том, что здесь звуковые эффекты не имеют непосредственного отношения к содержанию всего альбома и, таким образом, звук более жесткий и сумасшедший.

      Альбом «Дудочник у ворот зари» был выпущен 5 апреля 1967 года и получил восторженные отзывы по всему миру. Полав в британский хит-парад (на шестое место), «Волынщик» вызвал бесчисленные сравнения с «Сержантом Пеппером». Сид также выступил дизайнером психоделической оборотной стороны обложки, напоминающей о временах слайдов и запуска мыльных пузырей в UFO.

      Слишком консервативная обложка пластинки PINK FLOYD разочаровала многих поклонников группы - почти серая картинка с изображением четырех участников, снятых при помощи калейдоскопического эффекта. Сид, в пышном наряде из своих апартаментов по Кингз-роуд, позаботился о том, чтобы принять достойную позу, а вот Уотерс, Райт и Мейсон похожи на людей, которые, заказав автобус номер десять до Клэпем, обнаружили что вместо этого они зарезервировали места на межгалактический крейсер.

      Собственные воспоминания Барретта об альбоме вполне удовлетворительны. В разговоре с Джованни Дадомо (Giovanni Dadomo) в 1970 году, он сказал: «В чем-то трудно было привыкнуть к студии и всему остальному, но было клево. Мы повылуплялись вволю.»

      Дадомо: «Насколько важны тексты ?»

      Барретт: «Очень важны. Я думаю, хорошо, когда в песне скрыт более чем один смысл. Может быть больше людей оценят такую песню, это - отлично. С другой стороны, мне нравятся простенькие песни. Мне нравится «Арнольд Лейн» потому, что там все очень понятно.»

      На вопрос был ли он когда-нибудь поклонником научной фантастики Сид ответил: «Вообще-то нет, за исключением таких вещей, как Космическое путешествие («Journey Into Space») и Кватермасс («Quatermass»), когда мне было пятнадцать лет. Вот откуда это наверное идет.»

      Некоторые из почитателей уверяли, что запись не в состоянии передать тот заводной живой звук, которым отличались их концертные выступления. Пит Тауншенд, один из самых строгих критиков группы: «По-моему, чертовски плохо и так мало общего с тем, что они делали «живьем». Похоже на жевательную резинку - музыка Микки Мауса - думаю, парень, который их продюсировал, был просто лабух.»

      Восторженные рецензии сыпались отовсюду. Отставленный Джо Бойд мог бы быть первых критиком пластинки. Вместо этого, он восторгался: «Я думаю, что «Волынщик у врат рассвета» - великий альбом и отлично спродюсирован... полагаю, «Bike», например, - одна из лучших композиций всех времен.»

      Аллен Ивэнс (Allen Evans) из Нью Мюзикл Экспресс поставил «Волынщику» четыре звездочки в своем обозрении от девятого сентября, отметив значительный вклад Барретта: «Выделяется скрежещущая гитара на переднем плане и сильно искаженный вокал. Неожиданно вклиниваются вопли и бредовые смешки, неистовый орган Рика Райта в композиции Мадди Уотерса «Take Up Thy Stеthoscope And Walk». Один очень продолжительный трэк «Interstellar Overdrive» с его таинственными сверхгромкими обертонами занимает большую часть второй стороны. Барабанные эффекты Ника Мейсона на «Scarecrow» тоже хороши.»

      Легко можно представить реакцию Роджера Уотерса на то, что его единственную композицию приписали Мадди Уотерсу.

      Десять лет спустя в большой статье, посвященной Барретту, в американском журнале «Траузер Пресс» Крис Дилоренцо (Kris DiLorenzo) подчеркнул особое значение дебютного альбома PINK FLOYD: «Барреттовская музыка была настолько экспериментальной, насколько вообще это возможно без вторжения в область фри-джаза. Просто не существовало других групп, расширивших границы рок-музыки за пределы основных тем секса и любви.

      Его фирменным знаком и ахиллесовой пятой было застать вас врасплох. Вводящие в транс риффы неожиданно сменяются яростным, слегка непривычным бренчанием («Astronomy Domine»), порывистая назойливость уступает место мощным, пугающим кульминациям («Interstellar Overdrive»), безобидный текст легко и быстро несется над свирепым отливом зловещего фидбэка и угрожающего эффекта wah-wah («Lucifer Sam»).

      Его работа с PINK FLOYD по-прежнему считается одним из самых эмоциональных и сенсационных образчиков игры, записанных рок-гитаристом. Кроме того у Сида нет общепринятых ходов, как это было у молодого Эрика Клэптона, Джеффа Бека и Джимми Пейджа.

      Композиторский гений Барретта был также оригинальным и присущим крайностей. Его вокальная манера была сильно стилизованной - тусклое монотонное пение, акцентирование на куплетах, и взрывные припевы, чередующиеся с невозмутимым повествованием и гипнотической распевностью. Он применил на практике технику изложения сказок, сюрреалистическое наложение психоделических черт и обыденных фактов, детский опыт и замешательство взрослого.

      Без сомнения, Барретт являлся новатором. Невозможно установить, отдавал ли он себе в этом отчет или находился под влиянием своего искусства.»

      «Волынщик у врат рассвета» сегодня считается одним из лучших из всех, когда-либо созданных альбомов. Юбилейный выпуск журнала «Роллинг Стоун», посвященный двадцатилетию основания журнала, в 1987 году поместил пластинку на семьдесят девятое место среди дисков всех времен и народов, утверждая, что «тот всплеск психоделической ярости, который продемонстировали PINK FLOYD на своем дебютном альбоме был первой ласточкой психоделии в Англии - тем, чем пластинка «Surrealistic Pllow» JEFFERSON AIRPLANE была для сан-францисского «Лета любви».

      «Роллинг Стоун» добавлял: «Волынщик у врата рассвета»... впитал разнообразные зарождающиеся течения в поп-музыке, обильно плодившиеся в британском андерграунде. Насилие в манере поп-арта THE WHO, импровизации нео-джаза, навеянные ЛСД причуды в духе Толкиена - в ослепительный блеск настенной росписи внеземного рок-н-рольного сумасшествия. Сумасшествие это к тому же было настоящим: основатель и основной композитор Сид Барретт уже находился на пути, вызванного наркотиками психологического краха, когда пластинка вышла в свет...

      «Путешествие» Сида длинною в год стало приносить плоды, когда PINK FLOYD вышли в режим перегрузки. Некоторые из его друзей склонны винить «медные трубы», другие - отношение со стороны остальных участников группы, третьи считают, что столкновение интересов нескольких личностей в коллективе и неумение Сида распорядиться достигнутым успехом происходит от его подстегнутого наркотиками психического расстройства. Наиболее вероятным представляется, наверное, что все эти факторы - наркотики, слава, личные и творческие разногласия, психическая нестабильность - сыграли свою роль, наложившись друг на друга, что и привело к плачевному результату.

      Один из близких к нему людей считает, что ключ к его проблемам с ЛСД лежит в его уникальном творческом видении. «Я часто убеждался, что люди с потрясающе развитым воображением менее всех способны совладать с ЛСД,» - говорит Пит Браун, который не позволяет себе больше одной затяжки или глотка спиртного с тех пор, как он находился под сильнейшим влиянием ЛСД в 1967 году. «Для тех, кто не обладает развитым воображением, «кислота» создает иллюзию того, что оно у них есть. Для людей, изначально обладавших таким талантом, дело оборачивается неприятными последствиями.»

      Питер Дженнер оказался первым, кто осознал, что карьера PINK FLOYD неожиданно перестала быть развлечением. Все эти люди повторяли: «Когда новый сингл ? Нам нужен хит прямо сейчас.» А мы думали: «Чтоб мне провалиться, какой еще хит ?» Это превращалось в бизнес.» А Сид, как утверждает Мик Рок (Mick Rock), «был подлинным художником, он вообще не мог иметь дела с бизнесом. Такого рода подход, когда то, чем живешь на сцене и есть подлинное, происходит от столкновения с серой действительностью.»

      Сид так никогда и не смог воссоздать волшебство первого альбома. К августу 1967 года, несмотря на фурор, сопутствовавший выходу альбома, ходили упорные слухи о том, что в лагере PINK FLOYD не все обстояло благополучно. Были даже разговоры, что Сид ушел из группы после отмены промо-тура в Германии и единственного выступления в городе Торки.

      Проблема Сида теперь предстала гораздо серьезнее, чем она казалась на первый взгляд. Он страдал от нервного истощения, что вынудило группу прекратить работу до конца месяца и стоило им потери четырех тысяч фунтов стерлингов. Всех четверых отправили проветриться в Испанию.

      В результате PINK FLOYD не смогли выступить на престижном виндзорском джазовом фестивале (Windsor National Jazz And Blues Festival), где разочарованные поклонники освистали бывшего певца Манфреда Мэнна Пола Джоунса (Paul Jones), когда тот сообщил, что группа не будет выступать.

      9 сентября 1967 года PINK FLOYD приняли участие в UFO Festival, на котором помимо них выступили SOFT MACHINE, Денни Лейн (Denny Laine) и THE MOVE. В том же месяце коллектив принял участие в записи передачи Top Gear для Би-Би-Си. Тогда прозвучали Flaming,Apples And Oranges,Scarecrow,The Gnome и Matilda Mother.

      В надежде хоть как-то избавиться от возникших дома трудностей Эндрю Кинг организовал серию концертов в США для того, чтобы предоставить PINK FLOYD потенциально необъятной американской публике.

      План покорения Америки созрел у Дженнера и Кинга еще летом 1967 года. Дженнер отправился в Нью-Йорк, чтобы подготовить почву для их прорыва. Группа попала на дочернее отделение EMI Capitol, которое в свою очередь отправило их на свой захудалый лейбл Tower Records, где распоряжался Майк Керб (Mike Curb). Фирма выпустила американский вариант The Piper at the Gates of Dawn, по времени выхода совпавший с началом турне из двадцати шести концертов.

      Вечно оптимистичный Эндрю Кинг ангажировал на три вечера 26, 27 и 28 октября зал Fillmore West в Сан-Франциско, владельцем которого был Билл Грэм (Bill Graham). Кроме того, был запланирован ряд телевыступлений. Кинг вылетел на три дня раньше и к ужасу своему узнал, что не может переправить группу в страну.

      «Они опоздали из-за затяжек с разрешением на работу в США и в результате оказались первой группой, завалившей выступление в Филлмор Уэст, так и не показавшись там. Три дня промоутер Билл Грэм изливал на меня свой гнев. В конце концов, где-то в пять утра мы вынуждены были связаться с вице-президентом, чтобы все уладить. Это было довольно малообещающим началом и, когда мы наконец прибыли, наше световое шоу стало посмешищем.

      На наши светоустановки в Сан-Франциско нельзя было смотреть без жалости. Все шоу выглядело смехотворно по сегодняшним стандартам высоких технологий. Нам казалось, что мы превосходим их в этой области, поскольку наши светоэффекты были сделаны поумней и поинтересней чем у них. Может, они и были - наши цветовые стробоскопы являлись выдающимся достижением - но они выходили из строя каждые десять секунд и поэтому редко использовались.

      В Америке применялось очень мощное оборудование, у нас такого не было. Самая большая лампа у нас была всего лишь в киловатт, а обычное шоу на западном побережье обслуживалось двадцатью 10-киловаттными прожекторами. Хорошо зарекомендовали себя только сравнительно более мощные слайд-проекторы.

      «В американском турне Сид стал серьезно осложнять нам жизнь, - говорит Дженнер. - Именно тогда стало ясно, что у нас возникла нешуточная проблема.» Атмосфера беспечности исчезла после провального концерта в клубе Cheetah, где молчание гитары Барретта дало пищу для разговоров. Держась за гриф, он стоял, уставившись в никуда, его правая рука висела плетью. После того, как Сид не смог выдавить из себя ни звука, Уотерс  и Райт взяли вокал на себя.

   Между тем Capitol устроила флойдовцам поездку по Беверли-Хиллз, чтобы они поглазели на дома кинозвёзд. При этом представитель фирмы провозгласил: «Да, вот мы в самом центре всего этого - в Голливуде!» При этих словах Сид моментально вышел из транса и воскликнул:  «Как здорово оказаться в Лас-Вегасе!»

      «В то время, - говорит Уин Уилсон, - ты все время ждал, что он вот-вот «соскочит». Я был очень близок к Сиду, и в чем-то чувствую личную ответственность за него. Случались отвратительные моменты. На него было страшно смотреть - и страшно находиться рядом. Ты говоришь что-то, как обычно общаешься с другими, а в ответ получаешь пустой, абсолютно параноидальный взгляд.»

      Старый зал Филмор внутри выглядел как церковь и вмещал около двух тысяч человек, помимо него имелся еще и более вместительный зал Winterland. Первый вечер в меньшем зале прошел успешно, а на следующий день в Winterland мы пролетели. PINK FLOYD стояли в списке третьими после группы Джэнис Джоплин (Janis Joplin) BIG BROTHER AND THE HOLDING COMPANY и Ричи Хэвенса (Richie Havens). Они ожидали услышать что-то «экстраординарное» и приуныли, увидев что перед ними на сцену выходили блюз-роковые ансамбли. Не удивительно, что PINK FLOYD с треском провалились.

      Кинг: «Сказалось отсутствие опыта. По существу, провала не должно было быть. Мне и в голову не приходило, насколько они там не соображали. Это было подразделение Capitol. Когда мы отправились на встречу с исполнительным директором, он расплакался и спросил нас, что ему делать.»

      «В отключке» - отлично подходит, чтобы описать состояние Сида в этом злополучном турне. Проблемы начались с выступления в американском телешоу, посвященном поп-музыке: «Dick Clark's American Bandstand». Оно имело в основном подростковую аудиторию. PINK FLOYD должны были имитировать сценическое исполнение песни «Apples And Oranges», специально для этого случая техники разработали примитивный видеоэффект обволакивающих облаков.

      Кинг: «Было паршиво. Сид не раскрывал рта, так что Роджеру пришлось притворяться, будто бы поет он, пока Барретт просто стоял рядом.»

      Теледебаты в Tinseltown с Пэтом Буном (Pat Boone) 5 ноября 1967 года и Диком Кларком (Dick Clark) шестого, которые должны были стать самым примечательным событием турне, закончились полным провалом. В «Pat Boone Show» именитый гость засыпал Сида градом вопросом, ответом ему был лишь пустой равнодушный взгляд. Терпение Барретта лопнуло во время записи третьего шоу. Его уход вызвал отмену съемок PINK FLOYD.

      Последующие выступления намечались в Чикаго и Нью-Йорке, но к тому времени Кинг, чьи нервы (как и любого другого на его месте) были уже на пределе, решил прекратить турне. Подсчитав убытки, Эндрю Кинг первым же самолетом отправил всех домой, вынудив телешоу «Beach Party» подыскать замену. Публика на восточном побережье лишена было возможности лицезреть PINK FLOYD.

      Если бы все шло по плану, после Нью-Йорка группа должна была выступить в Голландии, в Роттердаме, а потом начать еще одно изматывающее турне по Великобритании. В подобном беличьем колесе вертелись тогда поп-звезды: «Давай, сынок, добро пожаловать... в машину!» К такому Барретт оказался неприспособлен в психологическом и артистическом аспектах.

      Теперь, когда машина шоу-бизнеса была запущена, ее трудно было остановить, сбавить ход или попридержать. Нужно было платить по бесконечным счетам, особенно с учетом многомерных шоу PINK FLOYD. Музпечать нуждалась в интервью, фэнзины - в фотографиях, а фирмы грамзаписи - в новом сингле. И остальные «флойдовцы» не собирались расставаться с идеей стать звездами только из-за того, что Сид был ни к черту. The show must go on...

      С увеличением давления на PINK FLOYD, возросло давление и на Барретта как на лидера группы. Перед самым завершением американского турне его вынудили приступить к работе над третьим синглом. Продолжая принимать наркотики, он только обострил проблему и то, что выходило из-под его пера, оказывалось неглубоким и хаотичным.

      Когда становилось совсем невмоготу, Сид в буквальном смысле слова все бросал и уходил бродить. В другом случае его хроническая забывчивость вылилась в то, что он забыл на предыдущей площадке свой знаменитый Фендер Телекастер и пришлось потратиться, чтобы туда съездить и найти драгоценный инструмент.

      PINK FLOYD пытались как-то сгладить ситуацию, но вспышки продолжались, и терпение музыкантов истощалось. Во время полета в Англию Уотерс и Мейсон решились: что-то нужно предпринять.

      Но по прибытии на родину передышки не получилось. Выполняя свалившиеся на них обязательства, весь остаток 1967 года PINK FLOYD провели в бесконечных турне: восемьдесят концертов с мая по сентябрь. Некоторые - по два за вечер, что означало: приехать, установить, отыграть, свернуть, погрузить, приехать и отыграть следующий концерт поздно вечером.»

      PINK FLOYD сразу же отправились в путь как разогревающий состав на концертах THE JIMI HENDRIX EXPERIENCE в старомодном «сборном турне», где выступали семь команд, игравших по два раза за вечер и каждый раз в другом городе. Музыка представляла собой бескомпромиссный прогрессивный рок образца 1967 года. Концерт 14 ноября в лондонском Ройял Альберт-холле в лучших традициях андерграунда даже получил свое название - «Алхимическая свадьба» («The Alchemical Wedding»).

            В Ройял Альберт-холле насыщенное световыми эскападами шоу и чувство чего-то грандиозного, переживаемое зрителями, позволило PINK FLOYD спокойно прокатить концерт третьими по счету. Достаточный, хотя и не вполне квалифицированный, вклад Барретта оказался, однако, лишь короткой ремиссией.

      Помимо жесткого расписания, турне в одной связке с Хендриксом, включало все те приемы шоу-бизнеса, против которых возражал Сид, что сильно обострило отношения в группе.

    «Возможно, Роджер и Ник лучше просчитывали коммерческую сторону дела, но в музыкальном плане Сид был на голову выше остальных. Уверен, он не мог мешаться под ногами. Нужно отдавать людям должное за их самостоятельность - или ее отсутствие.»

      Помимо невообразимо плохого материально-технического обеспечения турне, вдруг оказалось, что британская глубинка за исключением нескольких хипповских обителей на севере не была готова к двадцатиминутным монологам Барретта на гитарных примочках или космическим пузырям Уин Уилсона, а также к отсутствию танцевальных ритмов или привычному кривлянию на сцене. Еще более непонятным было отсутствие в программе «See Emily Play», которую зрители желали или настаивали услышать. PINK FLOYD плохо сочетались с такого рода аудиторией: «очень типичных интеллектуалов из среднего класса, игравших для обычных паршивцев из пролетариев, - говорит Дженнер. - Но тогда не было своего круга для «хорошей» рок-музыки, только считанные выступления в колледжах, и едва ли какие-нибудь концерты. Легче приходилось в Голландии или Франции, чем в большинстве английских городов.» Годы спустя. Роджер Уотерс саркастически заметил, что PINK FLOYD образца 1967 года должны быть занесены в анналы как группа, быстрее всех расчищавшая танцплощадки.»

    «Конечно, во всём виновата ЛСД,- подтверждает Рик Райт,- хотя и неизвестно, то ли кислота послужила началом процесса психического расстройства, то ли она стали лишь катализатором, ускорителем этого процесса. Возможно, дело в уникальном творческом видении Барретта. Наверно, люди с потрясающе развитым воображением менее всего способны совладать с наркотиками.»

   Наверное, с каждым бывало, что снятся интересные сны, по содержанию и глубине намного превосходящие ваши собственные способности. Звучат неведомые стихи, которые самому никогда не сочинить, рисуются причудливые картины, которые самому в жизни не нарисовать. С такими снами жалко расставаться. В них тебе не нужен никто, даже сам себе не нужен. Видимо, у Барретта было такое круглые сутки. Его живое воображение ходило по мозговым цепям на коротком замыкании от кислоты.

       Пит Браун: «Британский музыкальный бизнес был тогда неразумным. Что-то подсказывало, что завтра все кончится и нужно загрести как можно больше сегодня. Неважно, если растоптали артиста. Для них трудно понять, что происходит с PINK FLOYD. За исключением нескольких мест в Лондоне, где можно было играть для своих поклонников, не существовало альтернативной структуры. Никто не предполагал, что на PINK FLOYD будет такой большой спрос в Америке. Когда они разразились хитами, компании звукозаписи просто не знали, что с ними делать. И конечно, Сид был последним человеком, который мог поддерживать отношения с этими структурами. Он отдавал себя на сто процентов и не получал ничего взамен, только в Лондоне находились люди, которые понимали его. Отсюда пошло напряжение: публика превращалась в обывателей, когда ей предлагалось что-то, как PINK FLOYD, трудное и требующее понимания. В пути Сид расслаблялся по максимуму. Уверен, что он принимал прилично, как и остальные.»

       В это самое время музыкантов поскорее отправили в студию Эбби Роуд, чтобы 2 ноября записать третью сорокопятку «Apples and Oranges»/«Paint Box», вышедшую 18 ноября 1967 года. В студии стало ясно, что хит-сингла из нее не получится.

      По всей видимости, Сид написал песню о девушке, которую он видел совершающей покупки в Ричмонде и описал это как радостную песню с «праздничным налетом Рождества». В который раз работа Сида - изысканный литературный набросок: отправляюсь за покупками и случайно знакомлюсь с девушкой.

      Третий сингл PINK FLOYD - сочинение Барретта «Apples and Oranges» с композиторским дебютом Райта - песней «Paint Box» на оборотной стороне вышел во время совместного турне с Джими Хендриксом. Калейдоскопическая зарисовка городской жизни в текстах Сида: длинные ряды полок супермаркета и кормление уток на берегу реки вызывают в памяти битловскую «Penny Lane».

      В отличие от двух предыдущих синглов в спешке записанная композиция «Apples and Oranges» не только лишена присущих THE BEATLES ходов, но и исполнена с выпадением из тональности, а каждый неимоверно ускоренный куплет ложится на совершенно разную музыку - вряд ли это можно назвать рецептом для шлягера. Хотя «Нью Мюзикл Экспресс» назвала ее «самым психоделичным синглом, который PINK FLOYD успели сочинить к настоящему моменту», песня не попала в британские хит-парады. Композиция в Штатах вообще не выпускалась и стала раритетом. Флойдовцы обвинили в неудаче продюсера Нормана Смита. И если Роджер буквально исходил гневом, то Сид выразился лаконично: «Наплевать и растереть.»

      «Apples and Oranges» уничтожила работа продюсера, - настаивал Роджер Уотерс, - это - чертовски хорошая песня.»

      Ник Мейсон объяснил: «Нам пришлось слегка поторопиться. Это было по-коммерчески, но в нашем распоряжении были только два сеанса звукозаписи. Мы предпочитаем тратить больше времени.»

      Во-многом, это был самый их смелый сингл на тот момент - гитара с дисторбером (fuzz guitar), воскрешающая в памяти битловского «Sgt Pepper Lonely Heart's Club Band», схожесть, которую проясняют неожиданно выкрикиваемые слова: «We thought you might like to know» далекие от простого совпадения (строчка из заглавной песни альбома THE BEATLES).

      Но, несомненно, необходим был Джордж Мартин - или Джо Бойд - чтобы сложить два и два, кто-то с кнутом и пряником за их спиной - хотя бы следить за тем, чтобы группа не фальшивила при исполнении, как у них случалось, особенно на жизненно важных начальных секундах, которые представляют собой настоящую кучу малу.

      Так или иначе поколебался статус PINK FLOYD как «ориентированной на хит-парады группы», а со слухами о нездоровье Сида угрозе подверглись соглашения с промоутерами группы. Питер Дженнер в защиту своего участия в таком разгроме говорит: «EMI сообщила нам, что нужен новый сингл, а это - единственная песня, которая была в нашем распоряжении. Нам пришлось выпустить ее, не так ли? Еще один пример нашей наивности и неопытности. Больше ничего не оказалось под рукой.»

      Во время тех памятных сеансов звукозаписи, была записана песня «Jugband Blues», завершающая второй альбом группы.

      Как-то, Сид заявил Норману Смиту, что он хотел бы привлечь оркестр Армии спасения для записи новой вещи, которая могла бы стать синглом; называлась она «Jugband Blues». Продюсер был поражен подобным бесцеремонным предложением Сида опрометчиво потребовавшего выполнять, что сказано или он уйдет.

      «Мне стоило больших трудов ангажировать оркестр, но Сид, как водится, опоздал. Я сказал участникам ансамбля, что им необходимо встретиться с Барреттом, а в процессе записи возможны эксцессы - даже я не знал, что может произойти. Наконец, прибыл Сид, и я представил его музыкантам. Он понятия не имел, о том, что ему нужно и сказал: «Пусть играют то, что им нравится.» С большим скрипом сеанс записи продолжался в течение шести часов. Через полчаса после начала Сид объявил, что ему все это надоело и он уходит домой. Я обрадовался: он больше мешал, чем помогал. Когда я проиграл ему завершенную песню, он только сказал: «Да, это вполне подойдет.»

      Дженнер: «Сид знал, что с ним происходит. «Jugband Blues» - это предельно точный диагноз «шизофрения», поставленный самому себе...»

      У Сида всегда было сардоническое чувство юмора, и были предположения, что строчка "And I’m wondering who could be writing this song" - намек на то, как остальные участники группы могли бы без него обойтись.

     "Крикни в последний раз" («Scream Thy Last Scream») являлась первым очевидным свидетельством едва прикрытого насилия, которое в полную силу разовьется в названиях будущих песен - таких, как «Юджин, осторожней с этим топором !», «В один из ближайших дней (Я разрежу тебя на мелкие кусочки)» и подспудно вызывающая агрессию сквозная тема «Темной стороны Луны».

   Как «Scream», так и «Vegetable Man» передавались в эфире Джоном Пилом (John Peel) в передаче Radio One «Top Gear» (тогда прозвучали Vegetable Man, Scream Thy Last Scream, Pow R. Toc H. и Jugband Blues). Несмотря на то что обе они интересны с исторической точки зрения, из-за таких эффектов, как использование умышленно массивного эхо и практически не поддающихся расшифровке текстов, они не подходили как сорокопятки.

      Дженнер: «Я думаю, мы недооценивали развитие его проблемы. Единственное, о чем я жалею - это о том, что я его подгонял. Он написал «See Emily Play», и после этого все вдруг стало осмысливаться в ценностях рынка. Полагаю, именно мы довели его до состояния паранойи, заставляя выдавать один хит-сингл за другим.

      «Cид написал «Vegetable Man» у меня дома,- вспоминал Питер Дженнер,- это было нечто сверхъестественное. Он засел за работу и просто описал самого себя:

«...Я надел жёлтые ботинки и сочинил блюз,

В моей расписной рубашонке я выгляжу каким-то ничтожеством...»

        В чем-то она перекликается с песней Фрэнка Заппы «Call Any Vegetable» или, скорее - «plastic people, you're such a drag» («послушные люди, как с вами скучно»).

       Эти песни были сродни словам пациента на приёме у психиатра - необычное свидетельство расстройства. Мы не знали, что с ними делать. Роджер и Ник чувствовали, что в них есть нечто непристойное, словно обнажённая больная душа, и опубликовать их означало играть не по правилам. Хотя, на мой взгляд, это одни из самых лучших вещей Сида, не желал бы я кому-то пройти через то, что он испытывал, когда их сочинял. Они - словно картины Ван Гога.»

      Ван Гог, не Ван Гог, а Blackhill Enterprises испытывала экономический кризис. Поток денег тормозился, тысяча фунтов, которые урвала Джун в Alexandra Palace, иссякла, а на горизонте маячили новые налоговые выплаты. Дженнер давно вынашивал идею о хипповской бизнес-империи, подобно битловской «Apple», и первым клиентом Blackhill стал коллектив, который мог появиться только в Лондоне - TYRANNOSAURUS REX Марка Болана. «То, что PINK FLOYD делают в электронике,- обьявил Марк,- мы делаем в акустике.»

     От Болана исходило какое-то внеземное свечение, и первым, кто его ощутил и сравнил с подобным сиянием Сида Барретта, была Джун. Магнетическая сила - вот слово, подходящее для определения того взаимного притяжения, которое возникло между Джун и Марком. Буквально через несколько дней парочка уже жила вместе. При создании ранних альбомов T.REX прототипом умирающего романтического очарования для Болана послужил образ Сида Барретта - подведённые глаза, яркий грим, завитые волосы. И хотя Марк никогда не встречался с Сидом, он знал наизусть его песни и вообще был его родственной душой. «Сид Барретт был одним из немногих людей, которого я мог бы назвать гением. Он оказал на меня невероятно сильное влияние.»

      Молодой Дэвид Боуи, ставший основным соперником Болана в глэм-роке 70-х, в не меньшей степени был сформирован и взращён на творчестве Барретта. Мысль о том, что поп-музыка и высокое искусство могут образовывать единый сплав, впервые осенила его именно во время концерта PINK FLOYD. «А там был Сид Барретт с обведёнными чёрным глазами и белым восковым лицом,- говорил Боуи, и это странное существо пело в группе, которая использовала сюрреалистическое световое шоу.» Когда в 1971 году Боуи пригласил для совместной работы фотографа Мика Рока, немалую роль сыграл факт дружбы Рока с Барреттом. Дэвид поделился с Миком тем, что Сид Барретт был одним из трёх человек (наряду с Игги Попом и Лу Ридом), оказавших на него наиболее сильное влияние. Наконец, в 1973 году Боуи запишет собственную версию «See Emily Play», вошедшую в альбом «Pin-Ups».

       Рок-журналист Хью Филдер (Hugh Fielder), кембриджский современник PINK FLOYD, поделился своими впечатлениями от концерта группы в середине декабря 1967 года.

      Пару недель спустя мы опять пошли на представление - когда они играли с PROCOL HARUM - и внезапно мы «въехали». Ощущение было таким, как будто присутствуешь при исполнении чего-то особенного.

      Проблема была лишь в том, чтобы настроиться на одну с ними волну. Раз на нее попав, ты начинал понимать все, что они представляли из себя в музыке.

      Сид играл замечательно. Большую часть времени он стоял спиной к аудитории, расстраивая свою гитару, что было потрясающе. Видно было, как остальные в группе старались продолжать играть как ни в чем ни бывало. Сид экспериментировал, причем только половина его ходов оказывалась удачными. А группе только и оставалось, что идти за ним. Остальные отличались дисциплинированностью, особенно Ник и Роджер. Рик замечательно заполнял паузы, в то время как Сид сидел, скрестив ноги «по-турецки», физически и духовно подыгрывая самому себе.

      Они никогда не были особенно сплоченной группой на сцене, но программа была отлично отработана, и они ее придерживались.»

      К разочарованию от неудачи с синглом прибавился и провал короткого турне по Голландии, в ходе которого роль Сида как музыканта в составе группы полностью сошла на нет. В предыдущие месяцы он играл все меньше и меньше и к ноябрю мог, взяв один аккорд, повторять его весь концерт, бессмысленно вперившись взглядом в аудиторию. Сторм Торгесон: «Я помню, как был на концерте PINK FLOYD однажды вечером и неожиданно меня осенило: Сид играет ноту, совершенно отличную от той, что берут остальные или так заворачивает, что они с огромным трудом ему аккомпанируют.

      Кто-то может сказать, что он играл одну-единственную ноту потому, что был гением, но я на это не куплюсь: если уж ты в группе, то ты в группе. Сид становился обузой с его манией величия, полностью оторванный от действительности.»

      Сторм Торгесон, однако, считает, что «несправедливо винить Ника и Роджера. Насколько я помню, они и сами не знали, как поступить. Вы ведь не станете в порыве злости действовать во вред себе, ведь Сид был автором песен.

      Они действовали очень неохотно. Я знаю, потому что они встретились в моей квартире и обсуждали, как трудно с Сидом, и разговор зашел о том, что же делать. Я пытался рассудить их, так как они отдавали себе отчет в том, что я знал Сида.»

      «Помимо прочего он был новатором, но его нововведения появлялись в результате беспокойного, неуравновешенного поведения. Одно дело восторгаться этим как проявлением творческой стороны личности, а другое - с ним уживаться. В этом заключалась дилемма для PINK FLOYD - они не могли сосуществовать с основной творческой личностью группы.»

     PINK FLOYD отправляются в турне как разогревающий состав THE JIMI HENDRIX EXPERIENCE. Премьера шоу в лондонском Royal Albert Hall с участием еще нескольких коллективов получила название «The Alchemical Wedding» («Алхимическая свадьба»). Именно на этом концерте Питер Уинн Уилсон применил ультра-новый эффект, позволявший мгновенно менять цвет. «Я разгонял две установки на полную скорость, затем убавлял освещение и получал мерцающий белый цвет. Но когда потом я сбавлял скорость, от любого быстрого движения музыкантов получались радужные тени. Первое, что было видно, это расцвечивающиеся руки Ника, потому что они двигались быстрее остальных. а затем радуги расширялись до тех пор, пока вся площадка не начинала пульсировать лучами. Это был потрясающий эффект. Он обладал всеми свойствами вводящего в транс стробоскопа, но без резких вспышек, из-за которых случаются неприятные ощущения, а так на моей памяти только один фэн откинулся от этого эффекта - неплохой результат по сравнению с массовой дурнотой, которая охватывала при включении стробоскопа зрителей-торчков.»

      Учитывая, что Хендрикс как хэдлайнер выступал 40 минут, ФЛОЙД получали всего 20 минут, чтобы вывернуться наизнанку и показать, чего они стоят. С точки зрения Уотерса и Мэйсона, это вынуждало группу исполнять набор проверенных хитов, подаваемых в усечённой и удобоваримой форме. Для Барретта музыка, напротив, являлась актом спонтанного самовозгорания и импровизации, тем более что в тот период его болезнь несколько отступила и он прилагал старания участвовать в выступлениях. Когда же он стал гнуть свою линию и выдавать свои коронные длинные соло, остальные стали с еще большей нетерпимостью относиться к его выходкам. «Похоже, они не отдавали себе отчёта в том, что Барретт был в состоянии глубочайшего психоза,- говорил Сторм Торгесон. Сид взял ноту, отличную от остальных, в прямом и переносном смысле, и с ним стало невозможно работать. Позже, оглядываясь назад, можно сказать, что они должны были наладить с ним компромисс, но это очень трудно, когда ты так молод и нет никакого опыта в решении таких проблем.» Турне продолжалось, а Барретт становился всё мрачнее и подавленнее. У него появились тёмные круги под глазами, и он накладывал на лицо много грима, но это ему шло. Однако, несмотря на мистический вид, этот глэм-рокер иногда не мог заставить себя выйти на сцену, и тогда его подменял Andy Fairweather-Low из также принимавшей участие в турне группы AMEN CORNER (Энди Фэйруэзер-Лоу спустя 20 лет станет гитаристом сольных проектов Роджера Уотерса). В водовороте светошоу Уилсона никто не замечал подмену, и девушки в первых рядах умывались слезами: «Сид! Сид!» в то время как Сид уже ехал...

     В группе наметился разлад. Роджер всегда был ревностно амбициозен, и остальным (Нику сразу, а Рику позже) пришлась по душе мысль стать звёздами. «Роджер постоянно пытался втянуть ансамбль в ситуации, влекущие коммерческую выгоду,- вспоминал Дженнер,- и в плане общения с прессой, и в режиссуре концерта, и в сочинительстве. Ник Мэйсон был на его стороне. Рик был менее амбициозной личностью, поначалу мыслившей так же, как и Сид. Они много играли вместе, много вместе курили травку, в то время как Роджер и Ник предпочитали выпивку. Но в итоге Рик переметнулся в лагерь более сильных людей в группе.»

      «Образовалось два лагеря,- говорит Джун,- одни - курильщики и торчки, другие - выпивохи. Выпивохи ни в своём способе поведения, ни в способах общения в крайности не впадали. Косякам, кислоте и бог знает чему они предпочитали выпивку.  Мало-помалу в их отношениях образовывалась трещина.

     Что касается творческих разногласий, то в этом виновата всё та же ЛСД. Чем больше кислоты принимал Сид, тем великолепнее звучит в его голове музыка, но для остальных-то это чушь собачья. Те, кто не принимает ту же дурь, что и ты, не слышат того, что играет у тебя в голове. Вот тут-то и находится яблоко раздора, потому что как единое целое механизм группы уже не срабатывает. Именно тогда все музыканты начали самоутверждаться и отстаивать свои музыкальные права.»

     Существовало большое давление на Сида со стороны Роджера и Ника, которые почувствовали отличную возможность добиться коммерческого успеха. Сид же хотел углубляться в свои музыкально-наркотические путешествия.

      Когда поведение Сида на гастролях стало более сумасбродным, остальные в отместку стали издеваться над ним.

     Летом 1967 года дело стало еще серьёзнее. PINK FLOYD приняли участие в концерте, состоявшемся в Alexandra Palace, и хэдлайнерами были ANIMALS во главе с Эриком Бёрдоном, возвратившиеся из триумфального love in'а по Америке. Публика большей частью была раскрашена в синий, жёлтый, зелёный и другие психоделические цвета. Посередине концерта с неба хлынул безумный дождь, и всё превратилось в цветную расплывшуюся массу.

      Когда настал черёд PINK FLOYD выходить на сцену, Барретта нигде не было видно. В конце концов Джун обнаружила его в одной из гримёрных «буквально окаменевшего, сидевшего в полной отключке». Джун попыталась встряхнуть его, пока остальные переодевались перед выходом на сцену (для Сида такой необходимости не было - он постоянно был одет в яркие одежды). «Сид!- кричала она.- Это я, Джун! Посмотри на меня!» Но взгляд его был по-прежнему пуст и безжизнен.

     Тем временем аудитория накалялась и дымилась от нетерпения, режиссёр колотился в дверь «А мы всё пытались привести Сида в чувство,- продолжает Джун,- заставить его собраться, чтобы он мог играть. Он был не в силах говорить, не то что петь, находившись в полной прострации. Роджер и я вывели его на сцену, по пути повесили ему на шею гитару и поставили его перед микрофоном.»

      И вот тут нужно отдать должное Роджеру Уотерсу за то что он сделал - он на самом деле сумел заставить Рика и Ника собраться и отыграть сет втроём. Сид лишь брал длинные диссонирующие ноты, не имевшие отношения к тому, что исполняла группа. По большей части Барретт просто стоял на сцене со съехавшей крышей. Питер и Эндрю были на грани безумия - просто рвали на себе волосы.

       К счастью для ФЛОЙД, Джун успела получить гонорар до того, как устроители шоу разобрались в происшедшем. Как только деньги были в её сумочке, Дженнер проорал сквозь адский грохот: «Быстро в машину! Делай ноги!» «Я выскочила и просидела в машине до конца представления, в то время как промоутер и вышибала искали «кису с деньгами». Мы знали, что после такого никто уже не будет платить нам вперёд. А в тот раз в моей сумочке было около тысячи фунтов - тогда для нас огромные деньги. Наконец, все выскочили, прыгнули в машину и мы рванули!»

       Очередной номер «Melody Maker» вышел с аршинным заголовком «Провал PINK FLOYD!»

      Питер Дженнер вспоминает, что он и Эндрю Кинг «боролись как сумасшедшие, чтобы оставить Сида в группе. Нам столько пришлось испытать. Я перепробовал все, что, по моему мнению, могло облегчить участь человека, находившегося в кризисе. Но в итоге, нам пришлось согласиться, что все зашло слишком далеко. Они выходили на сцену, не зная, какие песни он будет исполнять. И нельзя было догадаться, куда заведет та или иная песня. Он мог тянуть соло две минуты или пять. Он мог исполнять одну и ту же песню, сорок минут - одну и ту же ноту. Им оставалось только трепаться между собой, пока он «выделывался». После того, как стало ясно, что он серьезно болен, нам пришлось признать, что мы не можем требовать от остальных того, чтобы они и дальше играли с ним.»

      Кинг: «Правда, не надо было нам ехать. Ради Сида. Но на представлениях было полно приключений, даже нам чем-то полезных, чтобы понять что к чему.

      Сид был невозможен: когда опаздывал, когда отсутствовал. Когда автобус прибывал к месту концерта, Сид часто оставался на своем месте или уходил побродить за несколько минут до начала. Дейви О’Лист (Davey O’List) из THE NICE заменял его в такие моменты.

      Сид увлекался анархическими экспериментами, отдалявшими его от остальных музыкантов группы. Уотерсу и остальным в обстановке, когда росло число промоутеров, отказавшихся пригласить их повторно, казалось, что он выставляет их дураками.

      Последний крупный концерт Барретта с группой состоялся 22 декабря 1967 года на шоу в кенсингтонском зале Olympia, названном «Christmas On Earth Continued». В программе были заявлены THE JIMI HENDRIX EXPERIENCE, THE WHO, Eric Burdon & THE ANIMALS, THE MOVE, Keith West & THE TOMORROW, THE SOFT MACHINE, GRAHAM BOND ORGANIZATION и SAM GOPAL DREAM, однако впечатление оказалось смазанным из-за нехватки времени на то, чтобы коллективы могли развернуться в полную силу. Руки Сида безучастно висели по бокам в то время, как PINK FLOYD с трудом исполняли свою часть без его активного участия.

      Кинг: «На сцене творилось ужасное. Фактически, никто ничего не играл за исключением Роджера Уотерса, повторявшего один и тот же ритмический рисунок на бас-гитаре раз за разом, пока остальные стояли в растерянности, просто не зная что делать.»

      Сид довел свои идеи о свободе формы выражения до логического, хотя и неудовлетворительного для других конца.

      Ник Мейсон: «Мы сомневались, а сможем ли мы без Сида. И мы примирились с тем, кого можно назвать чертовым маньяком. Мы не выбирали выражений, но, думаю, именно им он и был.»

      Уотерс: «Мы дошли до того предела, когда необходимо было заявить Сиду, чтобы он ушел; мы уважали его как автора песен, но на концертах он был бесполезен.

      Он разрабатывал столько идей, что многие вещи мы не понимали. Он расстраивал гитару и бренчал на ослабленных струнах. Уходя со сцены, мы с ног валились, потому что играли без души.»

      А кампания по исключению Барретта развернулась в полном масштабе, и возглавил её Уотерс, составив даже список претензий к Сиду, среди который были даже такие мелочные, как то, что Барретт постоянно стрелял у всех сигареты . Однако не совсем справедливо винить Роджера, Ника и Рика, они и сами толком не знали, как поступить. Вы же не станете в порыве злости отрезать себе нос или ухо - ведь Сид был автором песен. Конечно, Сид был новатором, но, как часто бывает со многими творческими личностями, его нововведения появлялись в результате беспокойного, неуравновешенного поведения. Одно дело - восторгаться этим как проявлением творческой и нестандартной стороны личности, другое - постоянно уживаться с ним.

      Теперь, когда заботливая Джун покинула дом Сида, в квартире Барретта, которая стала напоминать вокзал, тусовалось неконтролируемое количество торчков, которые увлекали Сида всё глубже и глубже в наркотическую пропасть.

      Дэвид Гилмор в это время переживал собственную полосу неудач, несмотря на то что на совершеннолетие в качестве подарка от любящих родителей он получил свой первый «Фендер Телекастер». JOKERS WILD без труда выступали на континенте с Рики Уиллисом (Ricky Willis) на бас-гитаре (впоследствии участник Frampton's CAMEL и FOREIGNER) и Джоном Уилсоном (John ‘Willie’ Wilson) на ударных с программой, составленной из композиций как FOUR SEASONS, так и Джими Хендрикса. С приходом 1967 года они даже поменяли название на FLOWERS. Но после неудачи с обработкой песни SAM AND DAVE в 1965 году новых предложений о записи не поступало. В середине года группа распалась. Гилмор, Уиллис и Уилсон продолжали выступать как трио под названием BULLITT.

      Однажды, когда Дейв попал на провальный концерт PINK FLOYD в Лондоне, к нему подошел Ник: «Держи пока в секрете, но как насчет того, чтобы когда-нибудь в будущем войти к нам в состав? Нам может кто-то понадобится...» Барретт, однако, представил собственные планы расширения состава, по словам Уотерса, - «двумя «торчками», которых он где-то нашел. Один якобы играл на банджо, другой - на саксофоне. Мы были совсем не в восторге. Стало ясно, что момент настал.»

      Дэвид Гилмор: На рождество они просто спросили, хочу ли я к ним попасть? Я сказал: «Да.» Все было именно так.

      «Было очевидно, что меня взяли для того, чтобы по крайней мере на сцене избавиться от Сида. однако узнать его реакцию на самом деле было невозможно - настолько глубокими были нарушения его психики. В беседах он говорил совершенно невпопад, а во время концертов Сид играл абсолютно произвольно, его гитарные партии никак не были связаны с общей темой, где-то иногда возникали красивые моменты, но в целом было впечатление разлаженного диссонансного звучания. Его построения были ни на что не похожи, и если кое-кто с авторитетным видом заявляет: «У-у-у, парни, этот чувак мыслит на более высоком, космическом уровне», то на самом деле всё совершенно не так.

      Виноваты не только наркотики - все проходили через них. Скорее, это была невозможность его психики приспособиться к окружающему миру, принявшая небывалые размеры. Достоверно знаю только одно - кто-то дал почитать его интервью известному психотерапевту, и тот признал его неизлечимым.»      Сам Гилмор принес в PINK FLOYD музыкальность такую же гармоничную и легко приспосабливающуюся, как и его личность. «Он пришел в трудное время, - вспоминает Дженнер, - и справился очень хорошо. Дейв также был очень хорошим гитаристом. В первый раз играя в студии, он ужасно подражал стилю Джими Хендрикса. Дейв мог также легко имитировать игру Сида Барретта. Гилмор был настолько техничен, что остальные не могли с ним сравниться... Он начал с подражания стилю Сида, а с годами развил свой собственный талант.»

      Уотерс, Мейсон и Райт согласились что естественной заменой был Дейв Гилмор, вернувшийся в Лондон и живший на пособие после года работы во Франции. Мейсон: «Мы разучивали с ним старые вещи с мыслью, что мы будем играть впятером. Затем появился Сид с новым материалом. Песня называлась «Have You Got It Yet?», но так как он постоянно вносил изменения, мы не могли ее отрепетировать.»

      Уотерс: «По настоящему это было поведением сумасшедшего гения. Что интересно - я ни капли не врубался. Я находился там около часа, пока он пел: «Ну, дошло», а я пел: «Нет, нет.» Ужасно !»

      Как квинтет PINK FLOYD отыграли пять концертов, первый из которых состоялся в Бирмингеме в Университете Эстон, а потом пришли к выводу, что это было бессмысленно: появления Барретта разрушали ход шоу.

      Тем не менее Дженнер, скептически настроенный в отношении творческих способностей других музыкантов, настаивал на том, чтобы в какой-то мере использовать Сида. «Вы говорите мне, что без Сида они будут величайшей из существующих ныне групп... Я бы мог еще поверить этому, если бы он был в составе, но без Сида? Откуда возьмутся силы? Никто помимо него не умел так хорошо сочинять. Рик мог написать кусочек мелодии, Роджер был способен выдавить из себя пару слов, если надо. Но Уотерс писал только потому, что мы заставляли всех писать... Рик стал сочинять прежде Роджера.»

      В январе 1968 года PINK FLOYD стоически перенесли фотосъемку впятером. На одной из фотографий изможденный, с ввалившимися глазами Барретт выглядывает из-за Уотерса и Мейсона, почти полностью скрытый за их спинами. Четкая репродукция Уотерса, Мейсона, Райта и Гилмора контрастирует с размытым фото Барретта. Случайно или под влиянием какой-то идеи, фотограф не установил глубину при съемке, оставив на заднем плане напоминающий привидение образ Барретта - яркое свидетельство его тогдашнего положения в группе.

      Гилмор: «Мы сыграли, по-моему, пять или шесть концертов впятером - в конце января и феврале 1968 года, насколько я помню. Сид не казался рассерженным, он вообще не подавал вида. Но тогда мы и понятия не имели, о чем он думает в тот или иной момент. Совершенно точно никто не знал, что произойдет, но, думаю, первоначальный замысел был таков, что Сид уйдет на второй план, став кем-то вроде Брайана Уилсона (Brian Wilson), который по-прежнему писал материал, но не ездил на гастроли и не появлялся на сцене. Люди из менеджмента хотели именно этого, но было заранее видно, что ничего не получится.»

      Уотерс и Мейсон при личной встрече без обиняков заявили Питеру Дженнеру, что решено взять Дейва в группу и положить ему семь фунтов стерлингов в неделю. Они прямо сказали ему, что Сид тронулся, и они не могут продолжать играть вместе с ним.

      Гилмор: «Идея заключалась в том, чтобы позволить мне играть и петь на пластинках, а Сид рядом будет тренькать что-то свое. Другой вариант предполагал, что он останется дома и будет писать материал, вместо того, чтобы каждый вечер выходить на сцену и заваливать концерты. Из-за подобных вещей группа загибалась. Единственные площадки, где они еще могли играть - это UFO и Middle Earth и то лишь потому, что там настолько все съезжали с катушек, что считалось: чем ненормальней ты выглядишь - тем лучше.»

      «Не то чтобы с ним невозможно было играть, с ним абсолютно невозможно было играть. Такое решение было целесообразным с практической точки зрения. Не было никакого выбора. Если бы он остался, PINK FLOYD ждала бы постыдная смерть.»

      Много лет спустя появились слухи, что коллеги Сида по группе воспользовались его состоянием, чтобы выкинуть его из ансамбля. Гилмор честно признает, что в этом есть доля истины: «Дело в том, что музыканты из рок-н-рольных команд желали успеха любой ценой, и, достигнув какой-то известности, становились безжалостными, если им мешали двигаться дальше. Необходимо решить для себя, что это - именно для тебя и заставить остальных понять то же.»

      Он отрицает любые предположения о том, что заменив Барретта, попал в неудобное положение. «Полагаю, я даже и не думал, что Сид об этом узнает. Он был где-то далеко в то время. Обычно, мы подбирали его в Bentley, а однажды кто-то спросил: «Подберем Сида?», а другой ответил: «Да ну, забей.» И больше за ним не заезжали. Вот так.»

      Увольнение лидера группы никогда еще не описывалось таким сухим деловым языком. Остальные музыканты PINK FLOYD посчитали Барретта обузой и воспряли духом, обнадеженные присутствием Гилмора. Но если они рассчитывали, что Сид легко с этим смирится, то они жестоко ошибались. У него имелось расписание выступлений ансамбля, и было замечено, как на некоторых концертах он безмолвно стоял среди публики, уставившись на сцену. Вот тогда-то Гилмор начал ощущать признаки дискомфорта. Один выбивший группу из колеи случай произошел в клубе Middle Earth вскоре после того, как «развод» был узаконен.

      Гилмор: «Сид появился на концерте и расположился прямо передо мной. Я находился у края сцены, так что его голова была где-то на уровне моих ног. Он застыл, глядя снизу вверх на микрофон, все представление не выпуская меня из виду.»

      Трудности, выпавшие на долю Гилмора на континенте доказали, что он не из тех, кто легко отступается от своего. Тем не менее, он был до глубины души потрясен демонстрацией явного недоброжелательства со стороны Сида и поделился своими впечатлениями с соседом по квартире Яном Муром: «Я не могу так больше.» Приступ враждебности к гитаристу группы не повторился, однако тенденция к проявлению насилия по отношению к Линси стала гораздо серьезней.

      Точка невозвращения была достигнута 2 марта.

     Уотерс: «У нас состоялся серьезная встреча на Лэдброук-роуд, потом разговор шел между мной и Сидом. Я прикидывал, сможем ли мы продолжать работать вместе, что для него означало стать кем-то вроде Брайана Уилсона: писать песни, приходить на сеансы звукозаписи. Ближе к вечеру мне показалось, что я его убедил, но это ничего не значило, поскольку в течение часа он с легкостью мог изменить свое мнение о чем угодно. Он отправился домой, а я пошел к Питеру и Эндрю и сказал, что все кончено - если это не сработает, на нас можно ставить крест. Им вещи представлялись в несколько ином свете. Мы никогда больше их не видели, за исключением встреч, на которых обсуждалось расторжение контракта о партнерстве. Нужно было разобраться, кто на что имел права, но на тот момент это означало конец всему.»

      «Они пришли ко мне и Эндрю, - подводит черту Дженнер, - и сказали: «Вы не верите в нас, ведь вы думаете, что мы не сможем справиться без Сида, не так ли?» Мы ответили: «Нет.» Тогда они переметнулись к Брайану Моррисону, а мы согласились приглядывать за Барреттом.» В апреле, когда было разорвано шестистороннее соглашение о сотрудничестве «Блэкхилл Энтерпрайзиз», в прессу попало сообщение о том, что Сид Барретт «ушел» из PINK FLOYD.

      «Но, - говорит Дженнер, - Сид так никогда этого и не понял, потому что он всегда считал их своей группой.»

      Ровно через месяц, после официального сообщения 6 апреля 1968 года об уходе Сида Барретта из PINK FLOYD, Питер Дженнер отвел его в студию на Эбби-роуд, желая доказать, что «Блэкхилл» не ошибся, сделав ставку на Сида, а не на остальных музыкантов.

      Через неделю он вынужден был расписаться в собственном поражении. «Я сильно недооценил трудности работы с ним,» - говорит он. Под руководством Дженнера действительно был написан материал, которого бы хватило на один соло-альбом. Но композиции, которые варьировались от унылой саги, написанной в манере свободной ассоциации на тему североамериканских индейцев «Swan Lee» до бессловесного (и лишенного мелодии) гитарного заскока «Lanky» расценили как недоступные для понимания покупающей публики. (Последняя вещь «Late Night» оказалась на The Madcap Laughs, а «Swan Lee» и «Lanky» двадцать лет спустя появились на сборнике Opel.) Недовольство EMI было вызвано разбитыми микрофонами и «общим беспорядком», оставшимся после Сида в студии на Эбби-роуд.

     Тем временем Барретт переехал в квартиру Сторма Торгесона на Игертон-корт (вечный непоседа, он надолго не задерживался нигде, так как у него была привычка злоупотреблять чужим гостеприимством). Соседом Сида были его давное кембриджские приятели, в том числе фотограф Мик Рок, который довольно романтически называл Сида «обречённая летающая сила» («a doomed flying force»).

     Дженнер наивно надеялся, что теперь Барретт попал в надёжные руки Сторма и компании. однако очевидцы вспоминают, что «обстановка в Игертон-корт была более чем нездоровой, а Сид представлял собой довольно странное, экзотическое и пользующееся определённой известностью создание».К тому времени он зашёл уже слишком далеко. Его психическое состоянние трудно было назвать стабильным - периоды более-менее осознанного поведения сменялись моментами, когда он совершенно не мог себя контролировать. «Конечно, если ты вырос с человеком, знаешь его не первый год и проводишь с ним кучу времени, едва ли станешь по своей воле называть его психом, пока он не выкинет чего-нибудь совсем неординарного.- подчёркивает Торгесон.- Мы все тогда наслаждались жизнью в период наивысшего расцвета психоделии в Лондоне. То было необычайное время, когда половина людей занималась тем, что дружно съезжала с катушек. Мы все сходили с ума, каждый по-своему, многие сдувались или сваливали.

     Но однажды в один ужасный вечер Сид дошёл до такого состояния, что, музицируя на мандолине, внезапно стал колотить свою подружку этим инструментом по голове. Она лежала, вопя, на полу, а Барретт, сидя на ней верхом, лупил девчонку. Нам пришлось оттаскивать его и вырывать из рук мандолину. Таким был один из многих отвратительных скандалов, которыми было отмечено завершение отношений Барретта с его подругой Линдси.

      Бывали вечера, когда «обречённая летающая сила» толкала Сида к походам в молодёжное общежитие в Холланд-парк - пристанище торчков со всего мира. Иногда его похождения были настолько неконтролируемыми, что он приползал в ближайшую к Холланд-парк квартиру Джун Болан. «И хотя Роджер Уотерс занимал квартиру в том же подъезде, Сид никогда не заходил к нему, а всегда поднимался ко мне.- вспоминала Джун.- Иной раз он появлялся среди ночи, измазанный грязью, и плёл о том, что за ним гналась полиция, или какие-то бандиты висели у него на хвосте.

     Однажды я отправилась на Игертон-корт проведать его. В квартире я услышала непонятный шум и спросила: «Что это?» Один из его дружков захихикал: «У Сида неприятное путешествие, bad trip. Мы засунули его в шифоньер.» Видимо, Сид совсем перестал ориентироваться в пространстве квартиры, и они избрали радикальный способ.»

    Случалось, что Сид сам надолго запирался в своей комнате, когда наплыв истеричных девчонок-поклонниц с мешками наркоты становился невыносимым. Они ночами напролёт колотились в его дверь, а он сидел внутри, как в ловушке. Когда-то он сам поощрял такую реакцию на своё творчество, но теперь не знал, как с ней справиться.

     Барреттом овладевала навязчивая мысль, что он заканчивает свой век неудачником. Весь мир мог быть у его ног, но он не смог сделать правильный выбор. Он просто не мог заниматься чем-либо длительное время, меняя свои решения на полпути, теряя мотивацию. Такова же была и его смена настроений - параноидальный транс и грусть, а через мгновение - уже сияющий, очаровательный и весёлый.

     Корреспондент британского отделения «Rolling Stone» вспоминал, как Дженнер организовал интервью с Барреттом. «Всю встречу он просидел, уставившись в верхний угол комнаты и уныло повторяя: «Да, чувак, да. Отлично. Угу. Да.» Я попытался разговорить Сида на темы его песен, но получал ответы в том же духе, пока он наконец отстранённо спросил: «Посмотри, видишь людей на потолке?» В конце концов, я отправил статью в корзину.»

      Несмотря на то что музыкальный вклад Барретта в творчество группы сошел на нет еще в январе, о расколе в группе не сообщалось в печати до 6 апреля. Он покинул ансамбль, когда работа над вторым альбомом A Saucerful Of Secrets была выполнена на четверть. В связи с его жизненным кризисом и уходом из группы в совершенно ином свете предстает завершающая пластинку композиция Сида «Jugband Blues». Помимо этого он играет на оставшейся со времени записи «Волынщика» вещи Рика Райта «Remember A Day» и, возможно, на другой его композиции «See Saw», а также в уотерсовской «Set The Controls For The Heart Of The Sun».

      В период работы над вторым альбомом Сид Барретт уже окончательно замкнулся в себе и, фактически, за гитарные партии в равной мере ответственны и он, и Дейв Гилмор.

      «Даже в те дни запись сводилась к игре нескольких людей, к которой потом добавлялось наложение. - вспоминает Дейв. - На Saucerful of Secrets есть дорожки, на которых играл Сид, а позже - я, немного. Насколько я помню, кое-что мое есть на «Set the Controls for the Heart of the Sun», а Сид исполнил большую часть на одной из вещей Рика.»

      Композиция, о которой идет речь, «Remember a Day», первоначально предназначалась для дебютного альбома. На ней слышно простую, но действенную слайд-гитару Сида. Это песня о непреодолимом стремлении к невинности детства, удивительная для такого молодого автора (сочинившему ее Рику Райту тогда было двадцать два года).

      Пластинка завершается написанной Сидом «Jugband Blues», чьи дизориентирующие разорванные куплеты и хор дают неверное представление о той музыке, которая, по всей видимости, вдохновила на написание этой композиции. Одной из наиболее проникновенных идей Сида было пригласить духовой оркестр «Армии спасения», чтобы в середине композиции те играли все, что им вздумается, то затихая, то прибавляя звук параллельно звучащей на первом плане гитаре вплоть до неожиданного обрыва в том месте, где Сид исполняет последние, параноидальные слова на альбоме - последние слова, которые он написал с группой. По свидетельству Майлза, «Сид Барретт, с гитарой в руках, по видимому, целыми днями сидел в приемной студии EMI на Эбби-роуд, ожидая пока остальные участники группы пригласят его, чтобы поиграть на альбоме еще.»

    После непродолжительного пребывания в Кэмбридже Барретт в который раз отправился в Лондон, чтобы подготовить свое публичное возвращение. Первой задачей было найти квартиру, он обосновался в трехкомнатных апартаментах в фешенебельном районе Ерлз-корт. За несколько дней до рождества 1968 года он въехал в нее с двумя компаньонами. Один сразу же их покинул, а второй - ныне широко известный художник и дизайнер Дагги Филдз (Duggie Fields) - остался.

      Филдс, в то время двадцатитрехлетний студент Политеха на Риджент-стрит, был введен в окружение PINK FLOYD женой Рика Райта Джульеттой. После колледжа Филдз провел год в Америке, а после возвращения быстро возобновил старые знакомства в Лондоне, так что Сиду пришлось прикидывать, согласиться ли он с ним поселиться. Филдзу, влачившему жалкое существование в сыром подвале на Холланд-роуд, не требовалось повторного приглашения, хотя впоследствии он станет кусать себе локти.

      Филдз: «Чтобы чем-то заниматься, необходимы веские причины; обычно, это - деньги, но все его денежные затруднения были разрешены прежним успехом с PINK FLOYD. Давление, вызванное необходимостью делать что-то, чтобы заработать на жизнь, очень рано перестало на него влиять. Когда мы туда въехали, я обратил внимание на то, что по сравнению с тем Сидом, которого я знал до отъезда в Америку, он изменился. Он был не в себе, стал более угрюмым и замкнутым. Я не рассматривал его как художника, но, возможно, он бы им стал, если бы не переключился на музыку. Он был талантлив, но лишен целеустремленности, не знал, как распорядиться своими идеями, довести их до конца. Он никогда не обсуждал PINK FLOYD, однако переживал личностные проблемы, ведь он был поп-звездой, а теперь стал никем. Он очень редко видел Дейва (Гилмора).

      Дейв стал его заменой в группе, тем не менее он был единственным, с кем Сид впоследствии в течение длительного времени поддерживал нормальные отношения.

      «Интересно начинать что-то делать в группе, но люди меняются и двигаются в разных направлениях. Любому человеку трудно справиться с бременем неожиданного успеха. Вещи теряют свою привлекательность, когда понимаешь, что необходимо повторять их изо дня в день; это наложило отпечаток на его отстранение.»

      Суть проблемы, по словам Дагги, заключалась в том, что «весь мир был у его ног, были все возможности, но он не смог выбрать. Ему было чрезвычайно трудно заниматься чем-то продолжительное время. Барретт был из тех, кто меняет свои решения на полпути. Он начинал, затем исчезала мотивировка, и Сид удивленно спрашивал, чем же он занимался; а он просто мог идти по улице.» Смена настроений была мгновенной: параноидальное состояние, транс или грусть в одну минуту, а в следующую - уже «сияющий, очаровательный и веселый».

      За первые несколько недель в новой квартире в общем и целом состояние Сида значительно улучшилось, и вскоре он уже строил планы в отношения возвращения к работе. В конце концов, Барретт по прежнему являлся уважаемым, а ныне отсутствующим представителем лондонского андерграунда, и с момента раскола он успел написать несколько новых песен. Эти композиции плюс незавершенные записи, оставшиеся от сеансов звукозаписи с Питером Дженнером и составят ядро его первого сольного альбома.

      В марте 1969 года непредсказуемый Барретт заикнулся в студии на Эбби-роуд о том, что он хочет записать альбом. Слух достиг ушей ныне покойного Малкольма Джоунза (Malcolm Jones) из EMI, бывшего рок-музыканта, которому тогда было слегка за двадцать. На счету Джоунза были как контракты с DEEP PURPLE и Марком Боланом (Marc Bolan), так и создание нового прогрессивного лейбла Harvest Records (куда перейдут сами PINK FLOYD). Сам поклонник Барретта, Малкольм с энтузиазмом ухватился за эту идею. Он тут же организовал с ним встречу, на которой Барретт предстал располагающим к себе прежним харизматическим Сидом.

      Несмотря на кое-какие нехорошие предчувствия, начальство Джоунза - Рой Фэзерстоун (Roy Featherstone) и Рон Уайт (Ron White) - посчитали возможным возвращение Сида к нормальной деятельности. В конце концов, именно он написал два хит-сингла группы, чего нельзя сказать о его коллегах. Фезерстоун и Уайт настояли, чтобы в качестве продюсера был назначен подотчетный им человек. После отказа Нормана Смита сам Джоунз, уже продюсировавший пластинку группы LOVE SCULPTURE, занял эту должность.

      Джоунс никогда не встречался с Сидом, однако был хорошо знаком с его прошлыми работами, случайно до того уже поинтересовавшись в отделе менеджмента EMI о его возможностях как соло-исполнителя. Негативная ответная реакция была вызвана хаосом и беспорядком, созданными Барреттом в студиях, включая сломанные микрофоны и другие выкрутасы. Хотя EMI никогда официально не требовала возмещения ущерба, понятно, что никто там особенно из кожи вон не лез, чтобы заполучить его обратно.

      Энтузиазм Джоунса удвоился, когда Сид показал ему черновые наброски «Terrapin» и «Clowns and Jugglers», позднее переименованной в «Octopus» и в декабре выпущенной как сингл «Octopus»/»Golden Hair». Текст песни «Octopus» вызвал к жизни название альбома - The Madcap Laughs («Сумасброд смеется»). Барретт сообщил, что у него есть песня под названием «Opel», еще одна - «Terrapin», третья об индийской девушке, названная «Swan Lee», а последняя - «Clowns And Jugglers». Кроме того, он начал работу над поэмой Джеймса Джойса «Golden Hair», которую должен был вот-вот завершить. Для Джоунза, находившегося под влиянием историй о «ненормальном Сиде», такой расклад казалось слишком привлекательным, чтобы оказаться правдой.

      Шеф Harvest Records был особенно впечатлен «чрезвычайно запоминающейся песней» «Opel» - импрессионистским «сном на отдаленном берегу, в оковах серого тумана», перешедшим в исповедь с заключительной фразой-воплем: «Я тону...» («I'm drowning...»). Джоунз немедленно зарезервировал студию на Эбби-роуд для нескольких сеансов звукозаписи, начавшихся 10 апреля 1969 года.

      Малкольм Джоунс уговорил руководство EMI позволить Сиду вернуться в студии, упирая на то, что они могут упустить прибыльное дело, которое могло бы раскручиваться параллельно с PINK FLOYD, в тот момент занятых работой над саундтрэком к фильму Барбет Шродер (Barbet Schroeder) More.

      В начале апреля Барретт начал работу в студии номер три корпорации EMI с Джоунзом в качестве продюсера. Очень небольшая, она находилась в нескольких шагах от того места, где работали PINK FLOYD. Джоунз считал, что скромная по размерам студия скорей расположит Сида к творческому процессу. «Сид находился в превосходном настроении и отличной форме - яркий контраст со слухами, которыми меня пичкали. Чуть больше чем за пять часов мы записали вокал и гитарные партии четырех новых песен и двух старых. По просьбе Сида мы начали с «Opel». Мы оба тогда чувствовали, что это - одна из лучших новых песен. Сиду пришлось сделать девять дублей, прежде, чем он выбрал нужный, тем не менее песня получилась необыкновенно запоминающейся.»

      К полуночи Джоунз и Барретт записали семь песен и им показалось, что на тот день было достаточно. По пути домой Сид сказал, что приведет несколько музыкантов-аккомпаниаторов на следующий сеанс.

      К середине апреля для работы над пластинкой были наняты Джерри Ширли и бывший ударник JOKERS WILD Уилли Уилсон, оказавшие помощь в записи «No Man's Land» с ее причудливым отрывком нечленораздельной речи, и «Нere I Go», одной из двух ностальгических песен на альбоме. Джоунз категорически утверждает, что эта композиция с необычной, близкой к мюзик-холлу музыкальной структурой была написана в течение нескольких минут прямо в студии, опровергая тем самым доводы Роджера Уотерса о том, что весь материал был создан еще до ухода Сида из PINK FLOYD. Этот трэк на основе только что родившегося текста был записан «живьем» в присутствии Сида.

      «Обычно он читал свои тексты с возвышения. Если бы кто-то превосходно знал песню, зачем ему читать ее со сцены два года спустя ?» - говорит Джоунз.

      Участвуя в записи с басистом и ударником, манера игры Сида изменилась и, по словам продюсера, «стала хаотичной. Он часто переключался с ритм-гитары на соло, заставляя индикаторы зашкаливать, а нас делать еще дубль. Дело в том, что идеи били из него ключом, и он хотел записать их все!»

      Джоунз: «Это тот самый случай, когда нужно было во всем следовать ему, а не играть вместе с ним. Между ними не было единения, потому что они были не группой, а аккомпанирующими Сиду музыкантами.»

      Пауза в записи выпала, когда Барретт настоял на том, чтобы потратить целый день на запись с наложением звука мотоцикла, что вылилось в восемнадцатиминутную грустную мелодию в сопровождении конгов под названием «Rhamadan».

      Сид тогда появился с переносным кассетным магнитофоном, Джоунз решил, что он хочет переписать длинную и скучную композицию «Rhamadan», записанную с Дженнером в мае предыдущего года. Вместо этого Сид, заявил что желает выполнить наложение звука движущегося мотоцикла поверх песни, для чего он и использовал магнитофон, прокатившись с другом на его мотоцикле. Джоунз пришел в ужас, когда Сид проиграл кассету. Дело не только в том, что качество записи было отвратительным - там не было ни трогания с места, ни набора оборотов двигателя, а только один бесконечный монотонный звук. Несмотря на то что продюсер отыскал в звуковой лаборатории EMI нужную пленку, он так никогда и не узнал, что же задумал Сид, так как тот переменил свое решение.

      Работавший с Барреттом барабанщик Джерри Ширли (Jerry Shirley)  приехал в Лондон шестнадцатилетним, получив работу в группе Стива Мэрриота (Steve Marriott) HUMBLE PIE. Он жил поблизости и обрадовался возможности записываться с Сидом. Ширли часто наведывался к Барретту, у него сохранились живые воспоминания о том времени: «Квартира превратилась в свинарник, а первоначально она была очень неплохой. Типичное место сборищ хиппи - уборку никто не делал, собачье дерьмо в углу, кошачье - на полу, повсюду воскресные газеты. В те дни у многих квартиры выглядели именно так, но у Сида был особенный талант.»

      Неопытный Ширли - новичок в Лондоне, внушавшем ему благоговейный страх всем там происходящем - столкнулся с лишенным силы духа Сидом: «Полчаса можно было с ним совершенно нормально разговаривать, а затем он отключался и был где-то далеко. Однажды вечером мы отправились в клуб Speakeasy, по пути туда он был в полном порядке, разговорчивый и совершенно нормальный. Мы вошли и сразу возникло ощущение давления от множества людей, с интересом разглядывавших Сида - кому-то другому это так бы не показалось - а он полностью замкнулся в себе, не мог и слова произнести.

      У Барретта была ужасная привычка глядеть прямо в лицо и неожиданно рассмеяться, что заставляло вас чувствовать себя полным идиотом. Впечатление складывалось такое, будто он что-то о тебе знает, о чем ты сам не догадываешься. У него был такой ненормальный смешок, что название «Сумасброд смеется» казалось самым подходящим для альбома - он на самом деле над вами насмехался.»

      «Он позволял каждому играть как тому нравилось или начинал объяснять и заходил в тупик, а потом вдруг рождалось предельно ясное решение. В подобных случаях он выглядел так же нормально, как и парень рядом с ним, и я терялся в догадках, а не проверял ли он нас. Наверное, он отдавал себе отчет в том, что с ним происходит, отсюда и принуждение остальных изворачиваться кто как мог.»

      Более продуктивная запись с наложением имела место в начале мая, когда друзья-соперники PINK FLOYD по клубу UFO - группа THE SOFT MACHINE, тогда включавшая Майка Ратледжа (Mike Ratledge) на клавишных, басиста Хью Хоппера (Hugh Hopper) и барабанщика Роберта Уайатта (Robert Wyatt), помогла заполнить «сырые» вещи Сида - «No Good Trying» и «Love You». По словам Уайатта, музыканты считали, что они попали на репетицию будущего материала. «Мы спрашивали: «Сид, это в какой тональности?» а он отвечал: «Да-а. Или «Забавно…»  Сид, два такта и половинки, потом, похоже, замедляется, а затем еще пять тактов, а он только: «Серьезно?» Мы так и сидели там, пытаясь работать, пока шла пленка. Тут он встает и говорит: Все. Большое спасибо.

      Хью Хоппер: Я совсем не знал Сида. Мы выступали в клубе 100 Club, Сид Барретт оказался поблизости, увидел концерт и в своей очень скрытной манере спросил: «Вы не хотели бы со мной записываться ?» Большинство песен были уже на пленке - только гитара и голос. Сид сказал: «Я хочу что вы играли на двух этих вещах, делайте что хотите.» Он даже не предупредил нас, когда пошла запись, нам пришлось внимательно слушать, чтобы что-то понять. Его музыка не очень-то симметрична, к ней нужно прислушиваться, и только тогда можно ее понять.

      Группа с огромным трудом могла подыгрывать из-за того, что Сид подчеркнул мюзикхольный характер «Love You» инструментальными сбивками длительностью от восьми до семи и шести с половиной тактов. В соответствии с его философией «жить сегодняшним днем» Сид, тем не менее, настоял, что рваный первый дубль был отличным и не разрешил перезаписать. (По условиям контракта имена музыкантов из SOFT MACHINE не могли быть вынесены на обложку пластинки.)

      По иронии судьбы, сегодня именно причуды и каламбуры песен с «Сумасброда» привлекают к нему поклонников Барретта.

      Джоунз заметил, что когда Сид перевел все четырехдорожечные пленки на восемь дорожек для окончательного микширования, среди них была и «Opel»: «Сид явно хотел включить ее в альбом. Я до сих пор считаю ее одной из лучших песен, и очень жаль, что она не попала на Madcap Laughs.

      К тому времени из-за значительных расходов руководство ЕMI уже раскаивалось в том, что разрешило Сиду начать работу над альбомом, готовым теперь только наполовину. Помогавший ему во всем Дейв Гилмор, который поддерживал хорошие отношения с Сидом после ухода и наблюдал за его успехами в студии, проинформировал Джоунза о желании Сида видеть Дейва и Роджера Уотерса продюсерами оставшихся сеансов. Поскольку Малкольм добился своего и привлек Барретта к работе, он не возражал против такого поворота дел, надеясь, что сотрудничество с бывшими коллегами не только создаст более комфортную обстановку, но и вдохновит его на написание качественного материала. Гилмору и Уотерсу позволили «поруководить» тремя спешно организованными сеансами звукозаписи, выделенными для завершения пластинки. Микширование целиком взял на себя Дейв.

      PINK FLOYD уже завершили работу над саундтрэком к фильму More и, после встречи с Сидом на квартире Роджера Уотерса в Шефердз-Буш, согласились помочь в работе над оставшимися композициями Сумасброда, с тем чтобы ускорить выпуск пластинки. При их участии была перезаписана композиция «Clowns And Jugglers» под новым названием «Octopus», а также «Golden Hair», оформившаяся в одну из самых сильных сольных вещей Сида. Кроме того они помогли и на двух новых номерах - «Dark Globe» и «Long Gone». После этого Уотерс и Гилмор вернулись к записи третьего альбома PINK FLOYD Ummagumma. Вкупе с коротким турне по Голландии это означало, что последние штрихи на сольник Барретта будут положены не раньше конца июля.

      Сид был удручен затяжкой записи и решился отправиться на отдых в компании кембриджских хиппи, летевших на остров Ибицу в Средиземном море. Среди них находился Ян Мур: «Как-то нам вздумалось посетить город Сан-Фернандо на Ибице, и на площади мы увидели загадочную фигуру, выглядевшую точь-в-точь как Сид. Он стоял в яркой атласной рубашке, брюках из бархата и модной обуви, глядя на нас и улыбаясь. Это не мог быть никто иной - Сид часто наведывался к нам в Лондоне, и когда до него дошло, что мы улетели одни, он заставил свою подружку заказать билет и отвезти его в аэропорт.»

      Сид опоздал на самолет. Выскочив на летное поле, он побежал вприпрыжку, «голосуя» реактивному лайнеру, как будто тот был обычным таксистом. Сказав соседу по квартире, что собирается совершить «обычную послеполудненную поездку», несколько часов спустя Сид прибыл на Средиземное море и пересек площадь, чтобы поздороваться с ошеломленными друзьями стандартным : «Привет.»

      Мур: «С собой у него был чемодан с одеждой, запах которой я чувствовал с того места, где стоял. В чемодане было полно денег: перед отлетом он заскочил в банк в Лондоне и получил наличными, но забыл обменять их в Испании.»

      Пестрый наряд Сида ничем особенно не удивил местных жителей, поскольку, похоже, все обитатели Кингз-роуд сменили копоть британской столицы на песок, море и секс под солнцем.

      Мур: «Мы захватили с собой всю нашу лондонскую одежку, которая была ни к селу, ни к городу на Ибице, так что мы решили «всей толпой» двинуться на Форментер - менее известный остров по соседству. Сид горел желанием отправиться с нами, и мы отлично проводили время, когда он играл на гитаре или ходил с нами на пляж. То он смеялся и шутил, то вдруг уходил в себя. Несмотря на раскаленное солнце, он наплевательски относился к своему телу. Мы постоянно советовали ему укрыться, а закончилось тем, что он получил ожоги третьей степени. У него были ожоги по всему телу, включая грудь и спину так, что рубашка прилипала к коже. Пришлось нам взяться за него - уложить и укрыть с ног до головы.»

      По возвращении в Лондон работа над альбомом перешла в финальную стадию. По словам Гилмора, EMI была обеспокоена ходом работ, так как без видимого результата были затрачены значительные суммы денег. По его мнению, фирма собиралась заморозить проект как раз в то время, когда  он и Уотерс решили взять проект в свои руки.

      Последний сеанс звукозаписи «Сумасброда» состоялся 26 июля и включал «She Took A Long Сold Look», «Feel» и «If It's In You».

      Гилмор: «EMI выделила в наше распоряжение два дня. Один день мы сыгрывались и должны были освободить помещение в 17.30. Мы записали остаток альбома за полтора дня. Я выполнил все микширование, с разной степенью успеха пытаясь понять оригинальный замысел. Наконец, пластинка была опубликована. EMI потратила кучу денег, на то, чему, по их мнению, не суждено было увидеть свет.»

      Спешка на последнем сеансе записи на пластинке привела к тому, что сложилось впечатление о двух разных Барреттах: один - начавший «Сумасброда» весной, а другой - теперь его закончивший. То, что в тот день произошло в студии, вдохновило одного писателя отрекомендовать диск как «картину упадка». Сид запинается во время пения «She Took A Long Cold Look» и отчетливо слышно, как он переворачивает страницы с текстом. Исполняя композиции таким голосом, будто он находится под пытками, Сид переходит к «Feel» без аккомпанемента на гитаре. На коде в «If It's In You» он срывается, и ему приходится ее повторить. Сид не мог найти подходящую тональность к этой песне, которая больше чем остальные побудила «Мелоди Мейкер « охарактеризовать альбом как «Боль и сумасшествие, представляющие спущенного с цепи Барретта.»

      Большинство композиций с музыкантами группы включали в себя только голос Сида и акустическую гитару, совместные произведения Сида и «флойдовцев» ограничивались лишь двумя вещами: «Octopus» и переложенной на музыку в подростковом возрасте поэмы Джеймса Джойса «Golden Hair». На диске в аранжировку добавили бас, цимбалы, виброфон и орган, на котором, по слухам, играл Рик Райт. От внимания игравших в акустических номерах Дейва и Роджера во многих местах ускользнуло бессвязное бормотание Сида, фальстарты и студийные разговоры, обдуманно или по недомыслию оставляющие у слушателя впечатление фрагментарности диска, что как раз было характерно для его создателя.

      Много лет спустя эти вещи вызовут массу споров. Так ли было необходимо включать их в альбом и почему ставшая классикой композиция «Opel» была пропущена, пока не попала в сборник раритетов 1988 года.

      Джоунз: «Когда я первый раз прослушал законченный альбом, мне показалось, что меня удар хватит. Это был не тот Сид, с которым я встретился два или три месяца назад. Я рассердился. Было похоже на вываливание наружу всей грязи - очень несвоевременно и нечестно. Уметь поддерживать разговор - это неплохо, но я не понимаю, как звук переворачиваемых страниц может помочь делу, я отказываюсь это понимать.»

      Гилмор тоже высказывает сожаление по поводу этой части альбома, которую, если бы была такая возможность, он сделал бы по-другому. «Трудно сказать, правильными являются чьи-то решения или нет, но это те решения, которые мы приняли. Мы хотели больше откровенности, считали, что нужно объяснить, что там происходило (вот мудак!). Мы не хотели показаться жестокими, там есть один фрагмент - сейчас я сожалею, что сделал его. Не забывайте, что нам остро требовался материал. Сид хотел записать песню «Two Of A Kind», написанную Риком (Райтом). Он-то считал, что она - его!»

      Задачу создания обложки возложили на Сторма Торгесона и его партнера по фирме Hipgnosis Обри Пауэлла (Aubrey ‘Po’ Powell). В октябре Малкольм Джоунс заскочил на квартиру Сида, чтобы оставить пленку альбома. То, что он там увидел заставило его вздрогнуть: «В ожидании фотосъемки Сид раскрасил пол квартиры в оранжевый и пурпурный цвета. До того времени пол был некрашеным; на нем были свалены пожитки Сида: стереосистема, гитара, подушки, книги и рисунки. Сид был вполне удовлетворен своей работой и, должен заметить, все это удачно вписывалось в интерьер для предстоящей съемки.»

      К тому времени, когда художники завершили работу над обложкой, было уже слишком поздно, чтобы успеть напечатать тираж и отправить диск в магазины к Рождеству. Выяснив, что у них были приличные поступления средств, Харвест Рекордз отложила выпуск альбома до конца января.

      Шесть композиций опубликованного в январе 1970 года продюсировал Малкольм Джоунс (Terrapin, No Good Trying, Love You, No Man's Land, Here I Go и Late Night), а остальные семь (Dark Globe, Octopus, Golden Hair, Long Gone, She Took a Long Cold Look, Feel и If It's In You) - Дэвид Гилмор на пару с Роджером Уотерсом.

      Первоначальная реакция оказалась вполне доброжелательной, и хотя как сингл, так и альбом, если не считать «живых» трансляций в передаче «Top Gear», мало крутили в эфире, Madcap Laughs разошелся приличным тиражом. EMI все еще испытывала сомнения в отношении Harvest, и единственным человеком, который передавал Сида по радио, оставался Джон Пил. Материал записанных в студиях Би-Би-Си 24 февраля 1970 года радиопередач Джона Пила, которые впервые прозвучали в эфире 14 марта, нашел отражение на EP John Peel Sessions (1988 Starnge Fruit).

      Радио в те дни было более ориентированным на хитовые вещи, чем сегодня, но даже так к концу февраля цифры продажи альбома The Madcap Laughs составили более шести тысяч копий, в основном - благодаря слухам, основанным на репутации Барретта.

      7 февраля 1970 года The Madcap Laughs на одну неделю занял сороковую строчку британского хит-парада.

      Выпущенный в первые дни 1970 года The Madcap Laughs получил благоприятные отзывы («Мелоди Мейкер» не долго думая назвала его «замечательным альбомом, полным помешательства и сумасшествия»). «Диск» сообщил, что это - «Отличный альбом, чтобы открыть 1970 год», а «Бит Интернэшнл» расценил его как превосходный соло-альбом, который лучше всего проигрывать поздно вечером.

      Получивший от своих поклонников признание в том, что он не забыт, Сид дал ряд остроумных интервью. Он даже упомянул о PINK FLOYD и о «прогрессе, которого могла бы добиться группа. Но они ничего, ничего не сделали, кроме того, что продолжили то же самое. Создание моего альбома - это вызов, поскольку за ним ничего не последует.» Дейвом Гилмор немедленно начал строить планы о следующем альбоме Сида на EMI.

      Номер «Мелоди Мейкер» от 31 января вышел со слегка бессвязным интервью Сида, в котором, в частности, утверждалось, что с передачей «Top Of The Pops» дела обстояли благополучно. Он заявил, что у него в запасе огромное количество музыкального материала, а ЕMI пришла к выводу, что реакция публики была достаточно благожелательной, чтобы дать ему полномочия на запись второго альбома. Почти сразу же, 26 февраля, начались сеансы звукозаписи.

      14 марта в интервью Нью Мюзикл Экспресс, которое взял Ричард Грин (Richard Green), Сид рассказал о том, как он провел предыдущий год, «отдыхая и компонуя альбом». По его словам, следующим шагом будет новая группа и очередная пластинка: «Замечательно было сделать свой собственный альбом, потому что после двух лет без ансамбля, я не должен был подвергаться чьему-либо влиянию. Хочу узнать, возможно ли развить некоторые идеи, пришедшие с пары вещей на первом диске.»

      В летние месяцы 1970 года ко всеобщей неразберихи, в которой проходила запись альбома PINK FLOYD Atom Heart Mother, добавилось то, что Сид Барретт, услышав о работе группы над новым альбомом, заявился на сеанс звукозаписи. «Я посчитал его чокнутым, - говорит Рон Джизин (Ron Geesin), - он не знал, что происходит. Удивительно - мифы в сравнении с творениями. Не делая ничего, он добился большего, чем если бы что-то написал.»

      Примерно в то же время Барретт встретился со своим старым кембриджским приятелем, которого звали Джефф Мотт, все еще игравшим с THE BOSTON CRABS. Приехав в Лондон и не найдя где остановиться, он отправился к Сиду. На следующее утро он услышал призрачную мелодию, которую Сид играл на своем Фендере и попросил посмотреть текст песни. Это была «Wined And Dined», посвященная, по всей видимости, его подружке Гейле и вошедшая в альбом Barrett.

      Позднее в тот же день Сид захватил Мотта, чтобы тот мог взглянуть на сеанс записи PINK FLOYD на Эбби Роуд. Мотт: «Мне показалось это очень грустным, хотя в поведении Сида не было ничего печального. У меня и сейчас перед глазами стоит Барретт, сидящий, подложив руки под себя, затаив дыхание следя за их работой, и с этой загадочной улыбкой на лице.»

      Пока PINK FLOYD творили в студиях на Эбби Роуд, Роджер Уотерс стал участником неожиданной встречи с Барреттом в универмаге Хэрродз в Найтсбридж. Уотерс небрежно рассматривал дорогие товары, когда он натолкнулся на Сида с двумя фирменными сумками магазина в руках. Как только их взгляды пересеклись, Барретт бросил сумки и бросился наутек. Подойдя, чтобы проверить их содержимое, Уотерс обнаружил сотни разновидностей детских сладостей. Он остался стоять в универмаге, недоумевая, что же ему делать с бесчисленным количеством шербета, фруктовых леденцов и мятных конфет.

      В конце 1970 года в студиях EMI на Эбби-Роуд был записан второй соло-альбом Barrett, появившийся в продаже в ноябре. В его записи принимали участие Дейв Гилмор (бас-гитара, двенадцатиструнная гитара, орган, ударные), Рик Райт (орган, фортепьяно, фисгармония), Джерри Ширли (ударные, перкуссия), Уилли Уилсон (ударные) и Вик Сэйвелл (Vic Saywell - туба).

      Второй альбом, названный просто Barrett, выигрывал, если ни от чего другого, так от постоянного состава музыкантов и видимости музыкальной структуры. На этот раз обязанности продюсера Дейв Гилмор разделил с Риком Райтом, так как Уотерс заявил: «Я не могу справиться с этим еще раз!» Коллектив состоял из Джерри Ширли на ударных, Рик оказывал помощь на клавишных, а Дейв (настоявший на том, чтобы Сид взял на себя все партии соло-гитары) переключился на бас. За исключением веселых, вызывающих в памяти первый альбом PINK FLOYD «Baby Lemonade» и «Gigolo Aunt», пластинка страдает от возросшей неспособности Сида исполнять или хотя бы писать песни понятно.

      Гилмор героически выдерживал темп работ, каждый раз перед сеансом просматривая материал с Сидом, а затем объясняя его идеи Райту и Ширли. По большей части, Гилмор пытался добиться от Сида ясного представления о композиции, на которую Райт накладывал аранжировку. Так что если кода величественной «Dominoes» очень напоминает PINK FLOYD времен записи звуковой дорожки к фильму Morе, то винить в этом нужно скорее Барретта, который неожиданно оборвал песню, заставив тем самым Райта и Гилмора самих потрудится над ее концовкой.

      На этой композиции Барретт так увлекся партией соло-гитары, что Дейв, находясь в состоянии полной прострации, пустил пленку в обратную сторону. С воспроизведением его собственной песни «вверх ногами» Барретт неожиданно вышел из забвения, выдав, по словам Ширли, «лучшее соло, которое я когда-либо слышал. С первого раза - и ни одной фальшивой ноты.» Такого рода инциденты позволяли знакомым утверждать, что над Сидом довлели неизвестные психические силы.

      Работа с Барреттом все же «крепко достала Дейва, - говорит Сторм Торгесон. - Сид не появлялся в студии вовремя, он играл не то, забывал тексты - кошмар. Удивительно еще, как им удалось записать альбом.»

      Гилмор: «На этот раз у нас была возможность работать над альбомом с начала и до самого конца, однако нам пришлось лицезреть тот неприятный факт, что по-прежнему было два возможных варианта записывать Сида. Один - создать фоновую инструментальную дорожку и позволить ему работать с ней, что разрушало большую часть индивидуальности Сида на пластинке, другой - сначала записать Сида, а потом наложить инструменты остальных музыкантов, что лишало диск ощущения коллективного творчества. В любом случае это было сущей пыткой.»

      Критики сходятся во мнении, что таким композициям, как «Baby Lemonade» и «Gigоlo Aunt», энергичным и живым по стилистике, недостает значительной части Барреттовской непосредственности. С другой стороны на «Rats» Сид играет на гитаре, а уж потом записаны остальные. Гилмор признает: «На ней запечатлены боль и сумасшествие Сида, это - потрясающе.

      Дейв Гилмор утверждает, что две песни - «Rats» и «Maisie» - пришлись к месту во время студийных репетиций материала ко второму альбому. Барретт был не в состоянии находится лицом к лицу с музыкантами, потому что его постоянно кто-нибудь опекал в операторской. Сид очень редко наставлял аккомпаниаторов, как ему нужно было чтобы звучала та или иная песня, так что музыканты действовали методом проб и ошибок - чертовски трудная ситуация, с которой они блестяще справились.

      Что касается самого Барретта, ему мало что было сказать по поводу пластинки: «Там будет всего понемногу. Это зависит от того, что я чувствовал, когда писал ту или иную вещь. Важно то, что он будет лучше предыдущего. На нем нет постоянных музыкантов, только несколько человек, помогающих мне как это было на «Сумасброде» - это дает мне ощущение большей свободы в том, как я хочу себя выразить.»

      Ширли: «Иногда Сид исполнял какую-то бессмыслицу, а то вдруг играл как бог. Он никогда не брал одну и ту же ноту дважды. «Baby Lemonade» записывалась без ударных, Дейв позвал меня сделать наложение. Ему пришлось стоять передо мной и отсчитывать такты, так как у песни не было определенной формы, может быть поэтому она так нравится людям.»

      Невразумительным указаниям Сида невозможно было следовать. Музыкальные пассажи он описывал абстрактным языком, так он мог бы рассказывать о своих картинах. «Возможно, мы могли бы выполнить среднюю часть немного темней, а конец - немного послеполуденней.» - так он выражался. «В настоящее время это слишком многословно и холодно.»

      Во время работы над пластинкой первый раз со времени ухода два с половиной года назад из PINK FLOYD Сид появился на сцене. В разгар работы Барретт действительно выступил с концертами - вместе с Гилмором и Ширли они сыграли «живьем» в двух передачах на Би-Би-Си и даже согласились 6 июня принять участие в лондонском фестивале Extravaganza '70 Music and Fashion Festival, который должен был состояться в зале «Олимпия».

      Первоначально Сид сам всех упрашивал поддержать идею, но потом по причине приступа боязни сцены его пришлось лестью выманивать показаться перед аудиторией. Перед самым выходом можно было видеть, как он боязливо подсматривает из-за кулис за собравшейся публикой, с ужасом ожидая момента, когда ему придется перед ними выступить.

      Вопреки всем прогнозам концерт прошел успешно. Воодушевленные огромной аудиторией, Барретт, Гилмор и Ширли быстро прогнали четыре номера («Terrapin», «Gigolo Aunt», «Effervescing Elephant» и ударную «Octopus»), пока Сид неожиданно не оборвал представление, промямлив: «Спасибо вам и спокойной ночи.» Такой оборот событий застал Гилмора и Ширли врасплох.

      Обложка вышедшей пластинки была украшена зарисовками насекомых, выполненными Барреттом во время его пребывания в Кембриджской школе искусств (Cambridge Art School). Она свидетельствует об обстоятельствах, которым прежде не придавали такого значения. При ближайшем рассмотрении оказывается, что все крылатые насекомые являются жуками. Пристрастие Сида к музыке Джона Леннона общеизвестно. Было ли это данью уважения его любимой группе и намеком на то, что теперь он вновь считает себя артистом ? Сид все еще выглядел привлекательно, и многие девушки мечтали о нем. После разрыва с Линдси, он пережил ряд скоротечных романов.

      Филдз: «Девушка, представшая обнаженной на обложке The Madcap Laughs, была наполовину эскимоской по имени Игги (Iggy); она нуждалась в деньгах. У нее был трудный период в жизни. Она часто носила длинное золотое платье до пола в стиле сороковых годов со шлейфом, прикрепленным к запястью. Платье слегка просвечивало, но она никогда не беспокоилась о том, чтобы надевать белье. Помню я увидел ее в автобусе, на ней был шарф, надетый в качестве юбки.»

      Торгесон утверждает, что обнаженная, восточного типа девушка на заднем плане не случайно попала в объектив. «Все место было пропитано наркотиками, там все этим дышали. Добавьте еще девушку, которая бродила там в одиннадцать утра в чем мать родила. Не то, чтобы так уже удивительно или у меня какие-то предубеждения, но просто не совсем... обычно.»

      Четыре года спустя Рик так высказался о Барреттовских альбомах: «Не могу представить себе кого-то, кому бы они нравились. Музыкально они - отвратительны. Большинство песен замечательны, но невозможно было добиться какого-то бы то ни было саунда из-за соответствующего настроения Сида в тот период. По крайней мере, люди поймут, каково ему было, когда он их записывал.»

      Песни на The Madcap Laughs и на Barrett схожи по содержанию и структуре с песнями Сида в PINK FLOYD, однако, представляется, по большей части вдохновение оставило его: по сравнению с «Волынщиком» они звучат однообразно, вяло, застенчивыми и написанными экспромтом. «Все происходит у него в голове, - говорит Ширли, - и только крохотные кусочки просачиваются наружу... Иногда он может спеть просто замечательно, а в другой раз - совсем иную мелодию или же эту, но не в той тональности.»

          В конце года, испытывая психологические затруднения, Сид уехал к матери в Кембридж. Филдз: «Должно быть, он им был нужен из-за денег и вскоре был сыт этим по горло. Он возвращался в Кембридж, оставаясь там все дольше и дольше, и бросив на меня дом с кучей людей. После этого у него хватило наглости попросить меня избавиться от них, а позднее я узнал, что он пытался доказать, что именно я во всем этом виноват.»

      Подружка Барретта Гейла также заметила, что Сиду надоела лондонская жизнь и его больше интересовало возвращение к минувшим дням в Кембридже. Во время одной поездки он сообщил своей матери, что он и Гейла собираются вернуться, чтобы там жить.

      Несмотря на то что в ноябре должен был выйти альбом Barrett, Сид не проявлял особого желания рекламировать его. Вместо этого он поделился с ошеломленными друзьями новостью о том, что он собирается жениться на Гейле, стать студентом-медиком и получить диплом врача.

      Шесть лет спустя после отъезда из Кембриджа Сид с Гейлой вернулись в дом номер 183 по Хиллз-роуд. Они поселись в подвальном этаже дома его матери, сохранявшемся именно в том виде, в каком Барретт оставил его в 1964 году. Он почувствовав себя снова дома среди знакомого окружения (своих рисунков, книг) и поддержки со стороны матери. Гейла тем временем устроилась на работу в мебельный магазин, постоянно страдая от приступов ревности Барретта.

      Сид разрывался между бременем славы и неизвестностью. Он упорно избегал квартир, заселенных студентами, но не забывал появляться в пластиночном магазине Энди, где к нему относились с особым почтением.

      Гейла: «Мы обручились 1 октября 1970 года, в мой двадцатый день рождения. Его мама была полностью «за». Мы пригласили моих родителей на праздничный обед.

      В чем-то это было обычное обручение. Он купил кольцо, а его мать поместила объявление в местной газете. После обручения началось это обычное безумие с поиском жилья. Когда мы находили какую-нибудь квартиру, он приходил в замешательство и становился косноязычным, так что большую часть переговоров пришлось вести мне. А потом он все портил, когда возможные владельцы спрашивали о его планах на будущее. Стоя перед ними в своей хипповой одежке он говорил: «Я хочу стать врачом.» К тому времени я поняла, что была его опорой в жизни. Я очень бы хотела выйти за него замуж, но постепенно он «съезжал с катушек».»

      Горячее желание миссис Барретт видеть своего сына женатым человеком вряд ли вызовет удивление. Ей, естественно, хотелось, чтобы в свои двадцать четыре года он остепенился и думать забыл о шоу-бизнесе, оказавшим на него столь пагубное влияние. После встречи с родителями Гейлы, мать Сида пригласила всю семью в Кембридж на праздничный обед. Это стало запоминающимся событием, но совсем по иным причинам.

      Гейла: «Мы собрались за столом, в окружении этих таких обычных и уважаемых представителей среднего класса. В середине первого блюда Сид вдруг закашлялся, что-то бессвязно залопотал и, оставив блюдо, убежал наверх. Когда он спустился, я заметила, что Сид наголо обрил голову. Вы не поверите: никто и глазом не повел. Они продолжали есть, как ни в чем не бывало - не произнесли ни слова. Я подумала: «Кто из нас сумасшедший - я или они ?»

      Обручение не выдержало испытание временем. После завершения этого бурного, длившегося целый год, романа Сид в одиночку вернулся в Кембридж. Поначалу казалось, что его прельщает идея жить у матери, на расстоянии нескольких световых лет от лондонской сцены. Менеджером Сида стал Брайан Моррисон, сам Барретт вел жизнь затворника, изредка появляясь на публике для того, чтобы дать чудоковатое интервью или для случайного разговора с Дейвом Гилмором. Забросив свою машину, он полностью полагался на Британскую железнодорожную компанию во время своих редких поездок из Кембриджа.

      Через три месяца после выхода альбома Barrett он записал в собственном исполнении песни «Baby Lemonade», «Dominoes», «Love Song» для радиопередачи Би-Би-Си «Sounds Of The Seventies». Ведущий передачи - Боб Харрис (Bob Harris) сообщил слушателям, что к нему приходит много запросов о деятельности Сида после выхода этого диска и что тот занят созданием песен для нового альбома.

      Другая поездка в Лондон послужила для интервью с журналистом издания «Бит Интернэшнл» Стивом Тернером (Steve Turner), который уже несколько месяцев разыскивал Барретта. Первая попытка сорвалась, когда Сид проигнорирововал договоренность о встрече. Тернер позвонил, чтобы выяснить причину, а Барретт обвинил его в том, что это он не пришел в назначенное время, и бросил трубку. Кто-то из Брайан Моррисонй Эйдженси сумел уговорить Сида, и беседа все-таки состоялась в апреле, в офисе его издателя, который находился на Брутон-плейс, прямо над The Revolution Club. Все еще бритоголовый Сид появился в пурпурной атласной куртке и обуви на высоких каблуках.

      Как позднее вспоминал Тернер, в глазах Барретта он заметил выражение испуга, как будто тот боялся, что журналист выведает что-то, что ему знать не положено: «Сид давал интересные ответы. Он начинал говорить что-то, связанное с моим вопросам, переходил к свободным ассоциациям и в итоге рассуждал на совершенно другую тему.»

      С исключительной проницательностью интервью раскрывает внутренне состояние Барретта. Умело избегая повествования о жизненных перипетиях, Сид рассказал, что большую часть времени он проводит, слушая пластинки и исполняя в подвале свою собственную музыку.

      «Кембридж - это как раз то место, к которому привязываешься. Мне это было трудно. Возвращаться сюда было совершенно необычно, потому что это - мой родной город, что меня сильно раздражало. Я постригся.»

      Его чувства проявились в ходе интервью: «Довольно смешно. Это отличное место, чтобы жить - под землей.» Сид также сообщил о своей работе - полумифическом «забытом» третьем альбоме и продолжил - о возможности создания новой группы. «Это будет клево.» - пояснил он в ответ на предположение Тернера.

      Сид признался, что у него по-прежнему из головы не шла мечта о славе поп-исполнителя, он находил эту работу интересной, но трудной: «Это захватывающе. Складываешь все по кирпичику, а получается - произведение искусства. Не знаю, является ли поп-музыка частью искусства. Хотелось бы думать, что настолько, насколько она отнимает усилий.»

      В начале разговора Сид возбужденно рассуждал о возможности поездки в Лондон для покупки новой гитары. Однако три года спустя после его ухода из PINK FLOYD и четыре года спустя с момента пика его карьеры, правда заключалась в том, что он снова вернулся к бездействию.

      Репортер предложил взять такси, чтобы им вместе отправиться в ближайший музыкальный магазин, но Барретт нашел какие-то оправдания, чтобы не ехать - якобы у него были какие-то дела. Тернер: «Уверен, причиной была его паранойя. Через несколько месяцев я встретил его в поезде метро. Он признал меня, помнил и об интервью, но чего я никогда не забуду, так это его испуганного лица. Но кое-что из его высказываний было очень впечатляющим, чем-то напоминая интервью Боба Дилана журналу «Плэйбой». Большую часть того, что сказал Дилан, в свое время расценили как шутку, но какое-то время спустя это оказалось пророчески верным.

      Майкл Уоттс (Michael Watts) из «Мелоди Мейкер» также проинтервьюировал Барретта, однако, по его словам, беседа носила слишком отвлеченный характер. Повторная встреча состоялась в офисе Моррисона. Фотограф Барри Вентцелл (Barrie Wentzell) сделал несколько снимков Сида со стрижкой «ежиком», один из которых попал на полосу рядом со статьей. Вспоминая тот эпизод, Уоттс говорит: «Думаю, тогда он не был в такой отключке, в какую попал позже. Он был не полностью «завернут» - непонятный, но в своем уме.»

      Сид поделился откровениями о своей бывшей группе: «В том как они выбирали музыкальный материал было много общего с их образом мышления как студентов архитектурного факультета. Можно было бы считать их довольно-таки «незаводными» людьми.»

      Статья подчеркнула тот факт, что уже в то время Сид отдавал себе отчет о зарождавшейся о нем легенде как о Сумасброде: «Я действительно считаю, что все началось именно благодаря мне, поскольку я был гитаристом и последнее, что я сделал, датируется событиями двух- или трехлетней давности. У меня нет стремления к работе, и я не чувствую себя чем-то обязанным.»

      Оба эти интервью дали толчок слухам о Сиде Барретте. Они базировались на отшельническом существовании в подвале бывшего лидера PINK FLOYD, тогда как группа приобрела широкую популярность среди поклонников и критиков. По мере достижения ансамблем уровня мега-звезд, росла и легенда о Сиде, подпитывась разговорами о его странностях. Удаление Барретта от сцены вызвало новый всплеск слухов. В течение лета 1971 года из разных лондонских «источников» можно было узнать, что Сид мертв, находится за решеткой либо ведет растительную жизнь.

      Дикие россказни побудили Питера Бэрнса (Peter Barnes), работавшего на издательскую фирму Барретта Lupus Music, опубликовать заявление о том, что в ближайшем будущем будет записан новый сингл Барретта с «коллегами по ремеслу, являющимися музыкантами хорошо известных групп.» Чего так никогда и не произошло.

      Сид тем временем приобрел статус культового героя в США и Франции, не отставала и в Великобритании. В сентябре американский журнал «Фонограф Рекорд» высказал предположение о том, что «он двинулся на почве возможностей, открывающихся в связи с использованием средств массовой информации перед исполнителями рок-н-ролла.

      Появление противоречащих публикаций побудило журнал «Роллинг Стоун» взяться за это дело: редакция отправила репортера в Кембридж с заданием выследить и поймать «запропастившегося Сида». Журналист написал, что Сид был жив и неплохо себя чувствовал в своем собственном мирке и был «такой же непредсказуемый, как и всегда.» Репортер сделал, все что было в его силах, чтобы перевести на нормальный язык бессвязные объяснения Сида о том, как он «растворялся... избегая большей части вещей. Я пробиваюсь по пути назад. В-основом, я напрасно трачу время. Гуляю, прохожу около восьми миль каждый день.

      Обязательно это нужно выразить. Но я не знаю, как. Сожалею, что не могу говорить связно, но, знаете, я полностью собран. Думаю даже, так и должно быть. Я полон пыли и гитар. Единственная работа, которую я выполнил за последний год, это - интервью. Я очень в этом преуспел.»

      Отважный репортер «Роллинг Стоун» не преувеличивал, когда описал Сида зажатым и неловко себя чувствовавшим, «бледного, с ввалившимися щеками, с застывшим в глазах душевным потрясением.» Он провел параллель с «призрачной красотой, с которой у нас ассоциируются поэты прошлого.»

      Сид проводил время, бродя в окрестностях Кембриджа, возясь с гитарами, слушая пластинки и рисуя. «Роллинг Стоун»: «Иногда сумасшедшие скопления жирных клякс, иногда утонченные формы. Его любимым является белый полукруг на белом холсте. В подвале, где он проводит большую часть времени, он сидит в окружении рисунков и пластинок, усилителей и гитар. Здесь, под землей, он чувствует себя в безопасности также, как и герой одной из его песен.»

      Сид поделился, что недавно умерший Джими Хендрикс по-прежнему оставался одним из его любимых музыкантов: «Хендрикс был превосходным гитаристом, и это - все, что мне было нужно, пока я был ребенком - играть на гитаре и получать от этого удовольствие.К сожалению, слишком много людей мешало мне. Это всегда было для меня очень медленным - игра, течение вещей. Я имею в виду то, что я - быстрый бегун на короткие дистанции. Проблема в том, что играя в группе в течение нескольких месяцев, я не мог до этого додуматься.»

      С вялостью он сообщил о своем разочаровании: «Может показаться, что я заторможен, - это от того, что я ужасно разочарован. На самом деле я ничего не сделал в этом году. Вероятно, рассказывая об этом, я трепался так же, как и по любому другому поводу. Обратная сторона бездеятельности - обо всем начинаешь судить в теории.»

      У Сида всегда имелась фобия в отношении своего возраста. В качестве противодействия давлению на него с целью продолжения работы в студии он заявил журналу «Роллинг Стоун»: «Мне всего двадцать четыре года. Я еще молод. У меня есть время. Полагаю, молодые должны веселиться.» Он настаивал на том факте, что больше не принимает «кислоту», но отказался продолжать разговор о наркотиках. Выйдя в сад, Сид удобно расположился на деревянной скамейке и подвел итог интервью: «Полагаю, со мной не очень легко говорить. У меня оригинальная голова, и я в любом случае не тот, за кого вы меня принимаете.»

      В начале следующего, 1972 года Сид попытался положить конец своей болезни, присоединившись к рок-группе. Когда в Кембридже в Кингз Колледж давал концерт американский блюзовый гитарист Эдди Бернс (Eddie 'Guitar' Burns), впервые за двадцать месяцев Сид появился на сцене. После короткого сольного выступления, он объявил, что теперь его аккомпанирующим составом станет только что собранная группа, одним из музыкантов которой был человек, основавший PINK FLOYD, а кроме него туда войдут местный бас-гитарист Джек Манк (Jack Monk) из группы DELIVERY, а также бывший барабанщик TOMORROW, THE PRETTY THINGS и THE PINK FAIRIES Твинк (Twink; настоящее имя John Alder).

      Во время выступления Сид тихо стоял в глубине сцены, сосредоточившись на игре на своем черном «Телекастере» - те немногие из публики, кто знал, что он находится на сцене, оценили важность происходящего.

      На следующий день Манк появился в доме у Твинка и за разговором кто-то предложил основать с Барреттом настоящую группу. Они отправились к Сиду с тем, чтобы поделиться этой идей, и он, хотя и не очень энергично, пригласил их отыграть джем-сейшн в подвале, служившем временной студией.

      Твинк и двадцатиоднолетний Манк содержали дешевый кембриджский клуб, известный как «The 10p Boogie». Манк часто видел Барретта во время его длинных дневных прогулок: «Он выделялся из любой толпы, потому что выглядел так диковинно. Он отрастил бороду, и у него было такое белое лицо с глубоко посаженными темными глазами. С важным видом он прохаживался по округе, не заговаривая ни с кем из-за своей застенчивости.»

      Твинк являлся движущей силой этого быстро расколовшегося ансамбля, который они назвали STARS. С самого начала Манк подозревал, что Сид колебался. «Он никогда четко не говорил: «Да, отличная идея.» Он всего лишь тянулся за нами. Часто мы играли в подвале, там был такой низкий потолок, что приходилось нагибаться. Наша группа - поражение. Мы отыграли пару номеров PINK FLOYD и несколько вещей из его сольных альбомов, включая композицию «Terrapin». Он по-прежнему увлекался блюзом и часто обращался к двенадцатиаккордному материалу. Я знал, что он не совсем в форме, но с очень немногими людьми я играл так здорово.»

      Несколько лет спустя в фэнзине «Ptolematic Terrascope» Твинк поделился воспоминаниями о том, как за чаем с пирожными в доме Барретта и была организована группа: «Мы начали репетиции в подвале на следующий день, перенесли туда все мои барабаны и начали сыгрываться. Он к тому же много рисовал. Однажды, по-моему, это было в первый день нашего появления в студии, у него при себе оказались все написанные маслом картины. Там была одна большая. Я разглядывал ее, думая о том, насколько она великолепна, а Дженни сказала: «Сид, думаю, это прекрасно.» Он отдал ей картину. Я на самом деле получал удовольствие от работы все время, пока мы играли бок о бок. В итоге, нам понадобилось для репетиций помещение побольше, и мы начали играть в моей комнате в Кембридже - я жил с обратной стороны магазина, там мы придали форму некоторым песням Сида.»

      Название группы служило поводом для дискуссий. Твинк предложил TWINK’S STARS, Сид настаивал на SYD BARRETT’S STARS, Манку больше нравилось JACK MONK’S STARS. В результате, амбиции уступили место здравому смыслу, и они остановились на STARS. Дебютное выступление состоялось в кафе на Ист-роуд, кроме того они отыграли несколько импровизированных выступлений, включая необъявленный концерт на Маркет-сквэа, закончившийся только после того, как вмешались стражи порядка.

      Манк: «Я всегда знал, что у Сида есть потрясающие природные данные и никакой дисциплины. Он никогда не практиковался, и мы редко когда репетировали. Не знаю, что на него нашло, но по-моему он наслаждался теми несколькими выступлениями, которые мы дали. Спонтанные представление протекали вполне нормально, он расслаблялся на несколько минут и выглядел вполне счастливым. Он на самом деле не любил, когда люди считали его каким-то особенным. Ему не нравилось то плохое, что приходит со славой как, например, соответствовать тому прежнему, кем он был.»

      STARS были далеки от готовности к большому выступлению, однако слухи о возвращении Барретта на сцену достигли промоутера Стива Бринка (Steve Brink). Именно он ангажировал американскую группу МС5 для выступления на кембриджской зерновой бирже, а возможность нанять Барретта были слишком хорошей, чтобы ее упустить. Твинк: Если бы мы придерживались какой-то линии поведения благодаря менеджменту, мы бы вообще не давали концерты в течение полугода. А мы поступили наоборот, и стали заниматься именно этим.

      Весть о возвращении Сида дошла до ушей бывшего «флойдовца» Криса Денниса, работавшего теперь фотографом в Кембридже. Он позвонил Сиду и попросил разрешения сделать несколько снимков: «Я связался с матерью Сида и объяснил, кто я такой и что я хотел сфотографировать ансамбль. Потом к телефону подошел Сид и сказал: «Нам не нужны фотографии.» А затем повесил трубку.»

      Над стенами зерновой биржи витало ожидание чуда, когда на сцене появились Твинк и Манк, подбадривавшие публику. Хотя большая часть из них пришла взглянуть на МС5, человек тридцать остались, заинтересованные таким поворотом. Ходили упорные слухи, что выступление будет включать известные вещи PINK FLOYD, а еще за день до этого они репетировали «See Emily Play».

      Барретт начал концерт медленной версией «Octopus», однако публика стала выражать недовольство, когда выяснилось, что он невнятно пропевает текст. Окаменевший Сид продолжил выступление, исполнив «Dark Globe», «Gigolo Aunt» и пару композиций со второго сольника. После «Gigolo Aunt» можно было услышать, как он промямлил: «Я не зная, как называлась эта вещь.»

      Манк: «Это стало последним из наших выступлений. Не полный провал, но аудитория ясно выразила свое неприятие того, что было заявлено как камбэк регионального масштаба. Оглядываясь назад, мне кажется, в глубине души мы знали, что с Сидом у нас ничего не выйдет. Под конец мы иссякли - не музыка была плохая, а ее сценическое воплощение. Что увидела публика - так это человека, рассыпающегося на части, как в плохом спектакле, только в этот раз это была не игра, а реальность.»

      Барретт продолжал играть перед разочарованной публикой, освещенной светом маломощных ламп, в то время как Манк проигрывал сражение с «севшим» басовым усилителем. Представление завершилось, когда у Сида обильно пошла кровь из указательного пальца на правой руке.

      Среди потрясенных свидетелей находился барабанщик самой первой группы Барретта. «Он выглядел полностью растерянным, пел, мямля и заикаясь, - вспоминает Клайв Уэлем, - публика аплодировала только из сочувствия, поскольку музыка была неважная, как будто играл кто-то поддатый.» Когда Уелэм заглянул в гримерную, чтобы увидеть Сида впервые за много лет Барретт, похоже, даже не узнал его. Некоторые разгромные публикации в прессе усилили паранойю Сида и он никогда больше не играл с Твинком.

      Для освещения события «Мелоди Мейкер» откомандировала преданного Барреттовского поклонника Роя Холлигворта (Roy Holligworth): «Он наигрывал сводившие с ума десятиминутные соло из рваных аккордов. Всклоченные волосы закрывали склоненное над гитарой лицо, он редко поднимал голову. Почти ежеминутно Сид менял темп, гаммы и тональности не имели смысла. Пальцы левой руки попадали на лады гитары, будто встречаясь с незнакомыми предметами. Они складывались в аккорды, менялись, почти находя правильные, и уходили гулять дальше по грифу. Затем Сид почесал нос, и у него вырвался вздох. Это напоминало человека, изо всех сил напрягавшего память после сильной контузии. Не знаю, много ли он вспомнил, но Сид не сдавался. Несмотря на то, что из игры вышел басист, а Твинк был не в состоянии нащупать верную мелодию, Барретт продолжал играть.

      Аккорды - не в гармонии, он поглядывает направо и ругается на Твинка и басиста. Похоже, они не в ладу. Я стою и гляжу: Сид - чертовски велик. Девушка взбирается на сцену и танцует; он замечает это и смотрит на нее, пораженный. Когда стрелки часов показывают, что наступил новый день - пятница, Сид направляется в глубину сцены, на ходу пытаясь восстановить один из этих проходов. Он приводит аккорды в беспорядок. Нет ничего похожего на музыку, но если здорово поднапрячься, можно уловить отголоски мелодии. Огромный цементный пол замусорен: не людьми - а тем, что от них остается. Пластмассовые стаканчики из-под апельсинового сока, лимона или кофе. Какие-то раздавленные булочки и лепешки. И андерграундные газеты. А Сид все играет. Кто-нибудь станет слушать Сумасброда?»

      Но, похоже, Сумасброд больше не желает, чтобы его слушали. На следующей неделе Сид появился у Твинка с выпуском «Мелоди Мейкер», объявив, что именно это оно и было: «Он (Холлигворт) убил команду. Я предполагал, что существует возможность чего-то такого, но стыдно, что это произошло.»

      Рой Холлигворт не имел представления о том, что его рецензия так подействовала на Барретта, и был сильно огорчен когда несколько лет спустя узнал всю правду. «Никогда у меня и в мыслях не было причинить боль Сиду, потому что я - его поклонник,» - говорит он сейчас. «Он был одним из моих героев. Я описал то, что увидел с максимальной отдачей и, конечно же, не хотел быть его палачом. Какая-то часть меня тоже умерла в тот вечер.»

      Холлигворт придерживается той точки зрения, что его карьера была обречена независимо от того, появилась бы статья в «Мелоди Мейкер» или нет. «Но на личностном уровне, мне очень жаль, если она так на него подействовала. Мне бы пришлось по сердцу его возвращение и новый музыкальный триумф.»

      Все репетиции группы STARS были записаны на пленку, которая, по-видимому, хранится у Сида. Ходит слух, что провал на зерновой бирже тоже попал на пленку, но неизвестно, у кого она находится. Без главного действующего лица, спрятавшегося от позора в своем подвале, STARS рассыпались как карточный домик. Твинк и Манк несколько раз брали гитаристов на замену и строили планы о выступлении в Эссекском университете. Точно следуя предписанием промоутера они сами подписали себе приговор, так как, узнав об этом, Сид оставил ансамбль.

      Несомненно Барретта ранила заметка в «Мелоди Мейкер», поскольку Сид предпринял неловкую попытку свалить на Моррисона ответственность, заявив что тот запретил ему дальнейшие концерты, чтобы не разбрасываться собой. Манк понял, что это была отговорка с целью оправдаться.

      Барретт никогда больше не исполнял своих песен перед публикой, однако во время поездки в Лондон тем летом упорный Пит Дженнер затащил его в студию на Эбби Роуд для очередной попытки третьего альбома. Свидетель происходившего назвал попытку неудачной: Сид накладывал одну гитарную партию на другую, создавая «стену звука». «Он также ничего не показывал из своих текстов, боюсь, потому что он ничего не написал.» Дженнер был несказанно разочарован результатом, поскольку время от времени в работе показывались отголоски прежнего Барретта и тут же разрушались пытавшимся их «улучшить» Сидом. От тех сеансов записи ничего не сохранилось.

      Нетрудно представить внутреннее состояние Барретта по возвращении в Кембридж. Его попытки возвращения на сцену и к работе в студии закончились полным крахом, что было особенно горько переживать на фоне невероятного взлета PINK FLOYD после его ухода в 1968 году. Вскоре после рождества Сид почувствовал себя особенно плохо, круша мебель и нанося себе травмы. Он не пробил, как это сообщалось, головой потолок, но действительно произошел отталкивающий и внушающий беспокойство инцидент; была вызвана полиция и Сида отправили в больницу.

      Барретт быстро поправился и, к удивлению, вновь проявился его интерес к музыке. В середине 1973 года его агентство Clancy опубликовало многообещающее заявление о том, что «он ждет приятного случая, надеясь, что он сможет предложить что-то новое. «Это сообщение не подтвердилось, а агентство быстро обанкротилось.

      Случалось, однако, что Сумасброд опровергал самые худшие предположения своих друзей. Пит Браун был приятно удивлен, когда Сид появился в кембриджском клубе на его поэтических чтениях. Я договорился встретиться с Джеком Брюсом в кембриджском клубе. Я опоздал, а когда приехал, на сцене Брюс в компании какого-то одержимого гитариста исполнял очень диковинный, потрясающий джаз. Кто-то там узнал Джека и вручил ему контрабас, а вот гитариста я никак припомнить не мог. Потом начались поэтические чтения, и один из выступавших сказал: Я хотел бы посвятить это стихотворение Сиду Барретту, потому что он один из величайших сочинителей песен в стране. И тогда гитарист, только что игравший с Брюсом, поднялся и сказал: Нет, я не великий. Это был он, Сид. То, что он смог выйти на сцену и сыграть с самими Джеком Брюсом, было здорово.

      У Джека Брюса сохранились только смутные воспоминания об этом случае, и он не помнит как «странный гитарист» оказался на сцене. Очевидно, Сид заметил рекламу предстоящего концерта и под влиянием момента решил появиться там вместе с гитарой под мышкой. У Брауна не было возможности поговорить с Барреттом, попросту растворившемся в ночи сразу после окончания представления.

      Сид стоял на границе сумеречной зоны, из которой он редко станет появляться. По иронии судьбы, в этот период вынужденного безделья стал расти доход Барретта. Получение чека, выплаченного за авторские отчисления от выпуска сборника PINK FLOYD Relics позволило ему на короткий период остановиться в роскошном номере в отеле Хилтон в Лондоне. Обработка Дэвидом Боуи композиции «See Emily Play» на его пластинке 1973 года Pin-Ups и переиздание двух первых альбомов PINK FLOYD под названием A Nice Pair также поправили его материальное положение.

      В течение последующих двух лет Барретт жил то в Кембридже, то в фешенебельном номере в расположенном на Парк-лейн отеле «Хилтон». Он вел очень уединенный образ жизни и совершенно ничем не занимался, в то время как слухи и легенды о нем приобрели размер культа, не виданного до сих пор в рок-н-ролле. В какой-то мере, он вызывал чувства, схожие с теми, что испытывали поклонники покойного Джима Моррисона. Они подпитывались рассказами о выходках удивительного и располагающего к себе кумира контркультуры, который позволил чтобы им управляли, а затем его разрушили; косвенно - пользуясь его собственным искусством и имиджем. Только Сид еще не умер.

    В который раз недовольный пристальным интересом со стороны публики, Барретт отправился в Лондон подыскивать себе жилье. Ему надоел Кембридж, его раздражал постоянный поток любопытных. Перспектива скрыться ото всех в большом городе выглядела очень заманчиво.

      Сид выбрал большую, с двумя спальнями, квартиру в первоклассном многоквартирном доме Челси-Клойстерз рядом с Кингз-роуд. В то время как слухи и домыслы о нем продолжали расти и множиться, Сид проводил целые дни перед экраном огромного свисавшего с потолка телевизора в форме пузыря. За два прошедших года различные источники сообщали, что он: 1) работает неполный рабочий день на фабрике; 2) пытался поступить на архитектурный факультет; 3) выращивает грибы в подвале; 4) вел жизнь бродяги; 5) провел две недели, рыская по Нью-Йорку и 6) пытался стать роуди PINK FLOYD.

      Один из мифов о Сиде того периода гласит, что он зашел в магазин одежды и, примерив три пары брюк одинакового фасона, но разных размеров, заявил, что все они превосходно на нем сидят и ушел, ничего не купив. В те минуты, когда Сид не бродил бесцельно в районе Челси, его можно было застать в близлежащем пабе, потягивающим в углу пиво «Гиннесс».

      В квартире в Челси Клойстерз с постоянно закрытыми и зашторенными окнами Сид убивал время тем, что целый день смотрел огромный телевизор, свисавший с потолка или совершал набеги на холодильник. Примерно за год из худощавого он превратился в человека с избыточным - около двухсот фунтов (90,7 кг) - весом. Обрив голову наголо, психоделический Адонис минувших дней завершил свое перевоплощение (кто-то скажет самобичевание). Когда Джон Марш (John Marsh) столкнулся с ним на улице, Сид в пестрой гавайской рубашке и шортах-бермудах напомнил ему «средних лет Алистера Краули». Другие знакомые называли его еще короче: толстый неряха.

      При всех своих закидонах «мистер Барретт» завоевал любовь персонала дома, раздаривая налево и направо свои гитары, телевизоры, стереосистемы. Одному посыльному он дал на чай несколько сот фунтов стерлингов.

      Загадки, окружавшие Барретта, привели к созданию в конце 1972 года Международного общества Cида Барретта (The Syd Barrett International Appreciation Society), выпускавшего журнал под названием «Terrapin» и располагавшего секретарями в Великобритании, Канаде и США. «Общество поклонников Сида Барретта» отпускавшее деньги на издание фэнзина под названием «Тerrapin», донесло весть о нем до таких отдаленных стран, как Бразилия, Израиль и Советский Союз, хотя сам Сид даже не подозревал о его существовании. Целью общества считалось приободрить Сида, чтобы он снова смог работать в студии. Даже еженедельные поп-музыкальные газетенки писали о появлениях Сида с таким пафосом, как если бы они стали свидетелями посадки НЛО. Более приличествующая моменту дань уважения Барретту появилась в Нью Мюзикл Экспресс в статье на пять тысяч слов, написанной Ником Кентом (Nick Kent).

      Несмотря на энтузиазм создателей «Terrapin», материалы по живописи и поэзии поклонников Сида, равно как воспроизведение старых газетных статей и текстов песен Барретта, скоро иссякли. Как признавал в 1976 году в одном из последних (и самом тонком) номере журнала редактор Джон Стиль (John Steele): «Общество не может продолжать свою деятельность, если нет ничего нового, о чем можно было бы сообщать. Людям надоедают старые записи, какими бы великолепными они не были.»

      PINK FLOYD также не забывали бывшего коллегу, в своих песнях то и дело затрагивая тему жизни и судьбы Сида Барретта - вплоть до полностью посвященного ему альбома 1975 года. Наиболее примечательна в этом отношении композиция Fearless.  В финале тех сеансов звукозаписи Роджеp написал еще одну песню c куда более недвусмысленной ссылкой на Сида. Он, однако, pешил пpибеpечь ее для нового пpоекта, только-только начавшего вырисовываться в его подсознании (сама песня получила название "Повpеждение pассудка" - «Brain Damage»).

      В мастеpском сочетании звуковых эффектов и фpагментов живой pечи с особой музыкальной атмосфеpой и студийной технологией Dark Side of the Moon пpедстал апофеозом пятилетнего экспеpиментатоpства с пеpеменным успехом и пяти лет боpьбы с сумасшествием человека, котоpый дал PINK FLOYD свое имя и свою славу. «Заглавие, - как пояснил Гилмоp, - это не влияние астpономии, а аллюзия сумасшествия».

      Для одного из их самых суpовых кpитиков - Питеpа Дженнеpа - Dark Side of the Moon "несомненно одно из лучших твоpений pок-музыки вообще. Несмотря на то что, по большей части, альбом о Сиде, здесь они сумели освободиться от его влияния".  Культовый статус Барретта был верно схвачен в великолепной статье Ника Кента в Нью Мюзикл Экспресс весной 1974 года. Кент, открыто заявлявший о наваждении Сидом, сообщил читателем, что такие авторитеты, как Джимми Пейдж (Jimmy Page), Брайан Ино (Brian Eno), Кевин Эйерс (Kevin Ayers) в течение долгого времени выражали свое желание работать с человеком, чью контакты с внешним миром ограничивались спорадическими появлениями в офисе своего издателя на Беркли-сквэа, когда подходил момент оплаты аренды.

      Кент писал: «Во время одного из последних визитов Брайан Моррисон стал настаивать на том, чтобы Барретт написал несколько песен. Сид утверждает, что он ничего не написал, но из чувства долга пообещал приступить к работе. На прошлой неделе он опять появился в офисе. На вопрос написал ли он новые мелодии, он туманно ответил: «Нет.» И сразу исчез опять.»

      Моррисон был энергичным человеком и умел добиваться своего. Его терпение подходило к концу и исчерпалось, когда Сид в буквальном смысле слова укусил руку которая его кормила. По сообщениям, Барретт появился в офисе, чтобы получить чек с выплатой за авторские отчисления. Моррисон воспротивился, заявив, что Сид получил чек неделей раньше. Поторговавшись, разьяренный Барретт перегнулся через стол и укусил Моррисона за мизинец. По словам Роя Харпера (Roy Harper), в действительности Сид откусил кончик пальца. Несмотря на мифологический характер повествования, оно объясняет, почему Моррисон так скрытен в отношении Барретта.

      Кент обрисовал историю Барретта как «величайшую трагедию, исполненную со столь многими комичными сторонами» и утверждает, что пока собирал материал слышал сотни баек о Сиде.

      Статья в Нью Мюзикл Экспресс и возросший интерес к Сиду побудили фирму EMI выпустить тем летом обе его сольные пластинки как двойник. Сторм Торгесон предложил трогательную обложку, изображавшую дюжины фотографий Сида и газетных вырезок, оформленных таким образом, что складывалось впечатление о поклоннике, хранящем все памятные материале об ушедшем исполнителе. EMI, однако, настояла на современном фото Сида, находившегося в добровольном изгнании в квартире в Челси Клойстерз. Торгесона отправили сфотографировать беспокойного приятеля, которого он не видел годы. Найти его было сравнительно легко, трудности начались когда он прибыл на десятый этаж в квартиру 902. Ответ Сида был немногословен: «Уходи. Мне не нужна фотография.» С этими словами он захлопнул дверь.

      Торгесон: «Конечно, это было его право, что он не хотел фотографироваться, но у меня сложилось впечатление, что он был чертовски требователен, и это меня расстроило.»

      «Я по-прежнему выполнял работу настолько усердно, насколько мог, - говорит Торгесон, который в итоге придумал трогательный коллаж из заметок и фотографий, - но не очень-то приятно постучаться в дверь и получить в ответ: «Убирайся к черту!» И это за все то, что я делал для него.»

      Когда Сторм Торгесон обдумывал обложку для пластинки 1974 года, объединивший вместе два сольника Барретта, он хотел чего-то «типично Барреттовского».

      После выхода коллекции в свет в сентябре того же года на ней оказалась запечатлена застывшая фигура музыканта, сидевшего «по-турецки» на крашенных досках пола своей квартиры на Ерлз-Корт-роуд. Снятое в 1969 году черно-белое фото было наложено на простой желтовато-коричневый фон в неожиданной компании с апельсином, сливой и спичечным коробком.

      Шутку не понял никто, кроме ближайших друзей. «А получилось так в результате первого «кислотного путешествию» Сида в саду его друга Дейва Гейла (Dave Gale), который жил в Кембридже,» - говорит Торгесон. «Когда «путешествуешь» внимание сконцентрировано на одном предмете. Случилось так, что Сид взял именно эти три предмета и держал при себе около двенадцати часов, рассказывая нам какими прекрасными они выглядели. Он таскал их повсюду и прятал в укромном уголке.»

      Питер Дженнер был несколько удачливее, попытавшись в конце 1974 года возобновить творческую деятельность Барретта. Сид все же показался в студии, но с гитарой без струн. После того, как набор струн ему позаимствовал Фил Мэй (Phil May) из THE PRETTY THINGS, кто-то передал Сиду листок с отпечатанными на машинке текстами его новых песен, которые Дженнер охарактеризовал как «минималистские наброски». К несчастью, тексты были напечатаны красным и Сид, полагая, что это счет, в гневе ударил по протянутой руке.

      Через пень-колоду сеансы звукозаписи тянулись три дня, в течение которых Барретт часто терял интерес к работе и выходил на улицу, чтобы глотнуть свежего воздуха. Звукоинженер заметил одну особенность: если, выходя из студии, Сид поворачивал направо, то он быстро возвращался, если же Барретт поворачивал в другую сторону, - его можно было в тот день не ждать.

      «Очень печально и угнетающе, - говорит Дженнер, - проблески вещей иногда пробивались сквозь хаос и неразбериху - мелодия или набросок текста. В подлесье по-прежнему цвели цветы, но он не мог до них добраться.» Несмотря на то что до прекращения сеансов как безнадежных, Дженнер занес на пленку фоновые дорожки, учитывая отсутствие вокала, руководство EMI посчитало их недостаточным для третьего соло-альбома.

      Биограф PINK FLOYD Майлз наблюдал, как процесс приготовления перешел в обезьяничание: «Сид находился в студии в течение трех дней. Материал, попавший на пленку, посчитали «чрезвычайно диковинным» с «ощущением трудно начатого дела». Были записаны только фоновые дорожки, никакого вокала, есть сомнения, пришел ли на третий день Сид вообще. Записанное так и не дошло до той стадии, когда материал микшируется и он до сих пор остается невыпущенным.»

      Дженнер расматривает пробы как болезненное упражнение в тщетности. Он пытался сыграть роль все понимающего доброго дядюшки, однако Барретт не чувствовал себя вольготно даже в условиях вседозволенности и часто исчезал для прогулок в окрестностях студии.

      Проба доказала растущий страх Барретта перед сценой. Во время одной из его бесконечных прогулок по Лондону к нему присоединился Бернард Уайт (Bernard White). Потрясенный возможностью непринужденного разговора со своим кумиром, Уайт шел за ним до Риджент-стрит, пока не было остановлен резким: «Пожалуйста, уходите». Уайт, посвятивший свою взрослую жизнь собиранию материалов о Барретте, наблюдал как Сид растворяется в толпе дневных покупателей. Случайная встреча Уайта должным образом была зафиксирована в постоянной колонке «Наблюдения Сида» журнала «Terrapin».

      Примерно в то же время один из старых кембриджских друзей Сида проезжал по Оксфорд-стрит и заметил его бегущим вприпрыжку по тротуару. Ударив по тормозам, друг выскочил и побежал за удалявшимся Сидом, не ответившим на его приветствие. Барретт не оглянулся и не сбавил темпа. Наконец, озадаченный приятель поинтересовался у Сида, куда тот направляется. Сид остановился, повернулся и посмотрел на друга пронизывающим взглядом своих зеленых глаз. «Гораздо дальше, чем ты можешь себе представить,» - ответил он перед тем, как отправиться дальше.

      Челси Клойстерз служил надежным убежищем Сиду. Впечатляющее здание из красного кирпича расположено в удаленном от промышленных сооружений районе Челси, в пяти минутах ходьбы от Кингз-роуд. Богатые квартиросъемщики обслуживаются вышколенным персоналом, который никогда не позволяет себе вторгаться в их частную жизнь. Один из портье, Ронни Салмон (Ronnie Salmon), спустя восемь лет рассказал об эксцентричном поведении Сида. Вскоре после того, как он приступил к работе в этом доме, один из его коллег сообщил ему о примечательной личности, проживавшей на десятом этаже ("Это - Сид Барретт. Парень, который был в PINK FLOYD.")

      Салмон впервые встретился с Барреттом, когда его вызвали в квартиру 902, чтобы заменить огромный телевизор, занимавший много места в гостиной и отнимавший большую часть времени жильца. Сид отвел его в кладовую на седьмом этаже, где у него хранились пять или шесть гитар, многочисленные усилители и ящик с пленками. Барретт собрал гитары и растолковал удивленному портье, что тот может забирать остальное: пленки, усилители, пластинки и два переносных телевизора.

      По словам Салмона, коробка, вероятно с пленками, оставшимися после недавних сеансов звукозаписи, исчезла, когда он заходил в магазин на Оксфорд-стрит. Незадачливый портье оставил коробку, чтобы примерить какую-то одежду, а потом вышел без нее. Вспомнив о коробке, он заскочил в магазин, но обнаружил, что ее там уже не было - пропала одна из самых больших загадок Сида.

      Салмон: «Когда я только с ним познакомился, он был худощавым, с длинными волосами и в пестрой одежде, похожей на ту, в которой он запечатлен на обложке первого альбома. Как-то он попросил меня подняться и продемонстрировал в своем прекрасном кабинете телевизор с дистанционным управлением. Он попросту отдал его мне со словами, что ему он не нужен.»

      Так же как пару лет назад он сорил деньгами, покупая бесчисленные гитары, теперь Сид был в восторге от телевизоров - у него в квартире их было полдюжины. Он всегда равнодушно относился к деньгам и другим материальным ценностям. Его привязанность к личным вещам всегда была временной, Сиду быстро надоедали новые «игрушки». Еще в 1967 году во время американского турне PINK FLOYD в Сан-Франциско он купил розовый «Кадиллак» и несколько дней спустя подарил его случайному прохожему. Зеленые от зависти коллеги Салмона с растущим неверием наблюдали за бесконечным потоком подарков из квартиры 902. «Остальные парни не могли понять, в чем дело, но, похоже, я понравился мистеру Барретту и со мной он разговаривал больше, чем с остальными.»

      Предположение Салмона оказалось несостоятельным, когда Сид стал раздавать пожитки налево и направо. Один портье получил дорогую стереосистему, другой - еще один «лишний» телевизор. Когда посыльный принес единственную в своем роде звуковоспроизводящую систему Динатрон, он получил чаевые в размере трехсот фунтов стерлингов и пожелание поделиться ими со своими друзьями.

      Салмон: «Он покупал вещи и разбрасывался ими. Он дарил гитары друзьям - действительно красивые «Фендеры Стратокастеры». Однажды он вышел из фойе с фирменной сумкой от Хэрродз, я пошел за ним до Слоун-эвеню. Он швырнул ее в мусорный бак, а мне было интересно, что в ней. Там оказался новенький радиоприемник с часами стоимостью около ста фунтов стерлингов. Он покупал костюмы и рубашки, а на следующий день их выбрасывал. Сид был отличным парнем и обычно находился в превосходном душевном состоянии. Он получал огромное количество писем, но посетителей было совсем мало, в основном - занятые в шоу-бизнесе.»

      Даже в этот умиротворенный период темные стороны Барретта временами пробивались наружу. Салмон: «Однажды он выбил дверь своей квартиры. Мне кажется, он находился «далеко» большую часть времени. Там он был мысленно - и в то же время не был.»

      Между тем, в реальном мире Пит Дженнер испытывал угрызения совести от происходившего с Сидом, однако публично заверял в своей вере в него. Он заявил в интервью канадскому радио, что Барретт еще не исчерпал свой талант, но его песни сейчас больше похожи на зарисовки, чем на полноценные картины: «Он великий артист, невероятно созидательный. Трагично, что музыкальный бизнес приложил руку к тому, чтобы его убить Думаю, нам есть за что ответить - мне и любому, кто несет за это ответственность.»

      В тот период Сид решил сменить имидж. Однажды он потряс персонал Челси Клойстерз, появившись в фойе совершенно без волос. Когда они отрасли, он лично занялся их стрижкой и обесцвечиванием.

      Салмон: «Обычно, он выпивал в пабе The Malborough - это прямо за углом. Он стал полнеть на глазах. Через несколько месяцев он обрюзг, так как постоянно употреблял пиво Гиннесс. Когда я заглядывал туда с приятелями на кружку пива, мы видели его, сидевшего в углу, как будто мечтающего о чем-то. Он был сам по себе... всегда сам себе хозяин. Я пытался поговорить с ним о его музыке, но ему это было неинтересно.»

      Группа тем временем двигалась по собственному пути развития. Одиночество жизненного пути личности в жестоком и бессердечном мире станет всеобъемлющей темой почти всей последующей лирики Роджера, написанной для PINK FLOYD. Первые строки были написаны для трех, не имеющих пока конкретного воплощения отрывков (попавших в совершенно иной форме на Wish You Were Here и Animals). PINK FLOYD придали им законченный вид в репетиционной студии на севере Лондона, чтобы использовать как приложение к Dark Side of the Moon в мини-турне по Франции в середине 1974 года. Одна из них являлась грустным размышлением о распаде личности Сида Барретта («Shine On You Crazy Diamond»), две другие (тогда носившие название «Raving and Drolling» и «Gotta Be Crazy») являлись обличительными тирадами против социального строя, который оставляет своих детей «пустыми, голодными и обкуренными.»

      В первую неделю 1975 года PINK FLOYD, наконец, вернулись в студию на Эбби-роуд, чтобы попытаться сочинить новый альбом. В их распоряжении уже находились три многообещающие композиции, одна из которых - «Shine On You Crazy Diamond» по общему согласию могла стать основой любой новой работы.

      Продолжившая традицию «Atom Heart Mother» и «Echoes» в основе своей инструментальная двадцати с лишним минутная сюита, возникла год назад из четырехнотной гитарной фразы Гилмора, которая так явственно проступает в начале композиции. Эти ноты вызвали резонанс в душе Роджера Уотерса, совпадая с его глубокой меланхолией в те минуты, когда у него перед глазам возникал образ Сида Барретта. Энергично взявшись за написание текста, Роджер излил на бумагу всю свою долго сдерживаемую грусть, вину, и сожаление о судьбе своего бывшего товарища. Результат, объединивший музыку как Рика Райта, так Дейва Гилмора, стал эпическим сочинением PINK FLOYD - данью памяти этому пророку и волынщику, легенде и незнакомцу, о котором Уотерс сказал: «Без него не было бы ничего, но с ним это не могло продолжаться.»

      Убедительно зарекомендовав себя с Dark Side of the Moon, группа теперь была в состоянии лицом к лицу предстать перед тенью Барретта. От Роджера потребовались неимоверные усилия, чтобы точно подобрать каждое слово «потому что я хотел, насколько это возможно, искренне передать свои чувства... той не поддающейся определению, непроходящей грусти от ухода Сида. Потому что он пропал, ушел так далеко, что для нас его больше здесь нет.» Нужно отметить, что «Shine On You Crazy Diamond» и в плане музыки, и в плане текстов стала наивысшим песенным достижением PINK FLOYD с тех пор, как основатель ансамбля «с завидным упорством злоупотребил своим гостеприимством».

      Но и после нового размещения материала Wish You Were Here шел трудно. Сеансы звукозаписи дважды прерывались трехнедельными турне по Америке (в апреле и июне 1975 года). После того, как инструментальная аранжировка «Shine On You Crazy Diamond» была выстроена как нужно, случилось так, что неопытный звукоинженер испортил дубль, случайно перегрузив некоторые дорожки эффектом «эхо». Ансамблю не оставалось ничего другого, как переделать все заново.

      В это время единственным контактом Сида с миром рок-музыки оставались визиты в офис Брайана Моррисона, где он получал чеки с отчислениями. По словам архивариуса Сида Барретта Марка Пэтреса (Mark Patress), стало «болезненно очевидно, что взрослый мир предстал слишком отвратительным, слишком испорченным и всецело нереальным для Барретта.»

      Сид занял центральное место в их творчестве только на Wish You Were Here («Жаль, что тебя здесь нет), хотя невозможно рассматривать его, исключительно, как альбом, посвященный Барретту. Он об отчуждении, о дефиците общения и, как подчеркивал Роджер, о самой группе, музыканты которой тогда редко просто разговаривали с друг другом.

      «Альбом был очень тяжелым, - вспоминал позднее Роджер. - Чертовски трудно было его делать, он не вполне удался, но где-то почти рядом. Базовые композиции шли с таким скрипом потому, что мы не жили им, и это вылезает наружу. Я всегда это слышу: что-то механическое и тяжелое.

      Вот почему я так рад, что люди разделяют его грусть: вопреки нам самим мы смогли серьезно отнестись к сеансам. К тому времени, когда мы его заканчивали, после второго американского турне, последнюю пару неделю мы записывались с огромным трудом.»

      Вспоминая неприятные чувства, которыми сопровождался уход Сида из группы и последовавшую за этим смену менеджеров «Сияй, сумасшедший бриллиант» («Shine On Your Crazy Diamond») - это вне всяких сомнений самая замечательная песня, явившаяся данью памяти бывшему участнику ансамбля, из всех, когда-либо выпущенных любой группой.

    Роджер Уотерс: "Мне очень жаль Сида. Годами я не испытывал подобного чувства. Пожалуй, тогда он был угрозой из-за всей ерунды, которую писали о нем и о нас. Конечно, он был очень важен, и группа черта с два бы начала без него играть, потому что он писал весь материал. Этого бы не случилось без него, но, с другой стороны, и продолжаться с ним не могло.

      «Cияй» в действительности не о Сиде. Он - всего лишь символ всех крайностей отсутствия, до которых могут дойти некоторые люди, поскольку только так они могут справиться с тем, насколько чертовски все печально - современная жизнь, и полностью закрыться."

      Между тем в реальной жизни произошло еще одно связанное с Сумасбродом событие, по-разному оцененное присутствовавшими.

      5 июня 1975 года в студиях на Эбби-роуд без объявления появился легендарный гость. В тот день отмечалось бракосочетание Дейва и Джинджер, предстояло второе турне по Штатам и PINK FLOYD с безумным упорством пытались завершить финальный микс «Shine On You Crazy Diamond».

      Когда они добрались до середины альбома до них дошли слухи, что Барретта видели в необычном галстуке у универмага Хэрродз. Они не придали этому значения, поскольку рассказы о Сиде стали к тому времени банальностью. Они также были совершенно не подготовлены к событиям того дня, когда Гилмор заметил полного бритоголового человека, болтавшегося у третьей студии на Эбби Роуд: «Этот парень гулял там, разглядывая оборудование и сначала я не обратил на него внимание, так как подумал, что это - один из ученых EMI. Позже он заглянул в операторскую. Он торчал там довольно долго, а мы перешептывались: «Кто, черт возьми, этот чудак?» Кажется, я первый его узнал.»

      Под голоса Роджера и Дейва, вызывающих дух Сид Барретта за студийными мониторами, появился не кто иной, как тучный бритоголовый тип в теплой полушинели и белых туфлях с белой же пластиковой сумкой в руках.

      «Он зашел в студию, - вспоминает Рик Райт, - и никто его не узнал. Помню, что в тот момент я входил, а Роджер уже работал в студии. Я зашел и сел рядом с ним. Через десять минут Роджер спросил: «Ты знаешь, что это за парень?» Я ответил: «Понятия не имею. Думал, - твой друг. А он: «Ну так подумай.» Стал приглядываться и неожиданно понял: «Сид!» Уотерс, по его словам, «слезами заливался», когда догадался, кто скрывается за этим «большим, толстым, лысым, чокнутым персонажем.»

      Другой гость из прошлого - Эндрю Кинг - посчитал его не иначе, как шеф-поваром американской забегаловки со Среднего Запада. Кинг попытался сделать первый шаг, спросив своего бывшего клиента, как он набрал лишний вес. «У меня в кухне - большой холодильник, - объяснил Сид, - и я ем много свиных отбивных.» После этого Барретт дал собравшимся понять, что готов к тому, чтобы PINK FLOYD воспользовались его услугами.

      Джерри Ширли был также потрясен, когда появился в столовой EMI на банкете по случаю свадьбы: «Напротив меня сидел этот лысый боров. Он весил, наверное, пятнадцать стоунов (95 кг). Пока я ел, этот парень странно на меня поглядывал и улыбался. Я думал, что он - кришнаит; Дейв, сидевший за столом напротив и немного дальше, заметил мое состояние и подал мне знак. Когда я подошел, он сказал: «Знаешь, кто это?» Как раз в тот момент, когда он спросил, я разглядывал этого парня сбоку и что-то в его профиле подсказало мне, что это был Сид. Я подошел к нему и спросил как дела. Он засмеялся, потому что я не узнл его. В оставшееся время он в рассеянной манере разглядывал мою жену, а потом испарился так же загадочно, как и появился.»

      Пока его коллеги занимались нелегким делом микширования «Shine On You Crazy Diamond», проигрывая его раз за разом, Сид хранил молчание, никак не выказывая своих чувств по поводу песни, героем которой он был. Наконец, когда они попросили прокрутить ее опять, он произнес: «Зачем беспокоиться? Вы уже слышали ее раз.»

      Барретт позже составил компанию остальным на свадебном приеме Гилмора в столовой EMI. Вдоволь потрепав нервы ничего не подозревающим гостям своим маниакальным смехом и пристальными взглядами, Сид, не попрощавшись, растворился в ночи.

      На следующий день PINK FLOYD отправились в Америку без него. Никто из них не видел его с тех пор. Но месяц спустя произошел странный инцидент на фестивале в Небворт, Хертфордшир, где ансамбль должен был выступить хедлайнером. В первом отделении группа полностью исполнила все вещи с Wish You Were Here. Рой Харпер (Roy Harper) так же, как и на альбоме, спел «Have A Cigar». По словам Харпера, менеджерской компанией которого также была Блэкхилл, в тот день были сделаны несколько фотографий с крикетного матча PINK FLOYD против персонала «Блэкхилл».

      Харпер: «Когда неделю спустя снимки доставили на Эбби-роуд, кто-то воскрикнул: «Боже мой, это - Сид!» Мы все столпились вокруг, чтобы взглянуть на фотографии, я абсолютно уверен, что там был запечатлен и Сид. Его полная фигура с лысой головой оказалась рядом со мной, хотя никто не помнил, чтобы он там был.

      Гилмор категорически отрицает эту историю: "Одна из этих глупых баек. Выдумка о привидении, болтавшемся рядом с нами, - полная чушь.» Даже если это так, о ней поведали несколько человек, а кроме того Сид мог легко доехать до Небворта из Лондона. Учитывая его физическое состояние, неудивительно, что его никто не узнал. Поскольку он был центральным персонажем по крайней мере одной песни PINK FLOYD, вполне естественно, что он захотел присутствовать при их первом публичном исполнении." Говорят, что когда Роджер Уотерс сыграл для него «Shine On» в студии на Эбби-роуд, Сид прокомментировал ее как «немножко староватую».

      Уотерс объясняет появление песни: «Это было очень странно. Не знаю, почему я начал писать текст о Сиде. Думаю, потому что тот музыкальный фрагмент Дейва был очень печальным, однако это было до того, как на сеансах звукозаписи Wish You Were Here мы узнали о состоянии Барретта, которое могли посчитать символичным и для всей группы; это очень обрывочно.»

      Находясь на гастролях вместе с группой, Торгесон изучал тексты Уотерса: «Они представлялись мне больше о нереализовавших себя людях в целом, чем о произошедшем с Сидом. Конечно, без него не обошлось. Идея безмолвного присутствия - о людях, притворяющихся, что они есть, в то время как их мысли где-то бродят, а уловки и психологическая мотивация, к которой они прибегают, чтобы в полной мере подавить свое присутствие, в итоге сводятся к одному: их отсутствию - отсутствию человека, отсутствию чувства.»

      С появлением новых ценностей и новой музыки, отношение к Сиду Барретту осталось неизменным, его почитали как легенду и восторгались. 1976 г. запомнился, как год взрыва панка и сноса привычных ценностей и героев. Десятилетие спустя после появления свингующего Лондона, почиталось грехом исповедоваться в любви к THE BEATLES или THE ROLLING STONES. Именно за подобное прегрешение Малкольм Макларен (Malcolm McLaren) выкинул Глена Мэтлока (Glen Matlock) из THE SEX PISTOLS. И, хотя Джонни Роттен (Johnny Rotten) тусовался на Кингз-роуд в майке с надписью "I Hate  PINK FLOYD", отношение к Сиду было далеким от осмеяния.

      В начале года, художественный директор THE SEX PISTOLS Джейми Рид (Jamie Reid) связался с «Барреттоведом» Барри Уайтом на предмет возможности продюсирования Сидом первого альбома THE SEX PISTOLS. Менеджер группы Макларен был большим поклонником Барретта. Уайт, конечно же, не располагал возможностью контактировать с запертым в первоклассной крепости Барреттом и даже приход THE SEX PISTOLS оказался безуспешным. Принимая во внимание вызывающее поведение группы, становится понятным нежелание Сида открыть дверь «банде» Макларена.

      Бернард Уайт (Bernard White): Когда я увидел фотографию Барретта, сделанную во время сеансов Wish You Were Here, у меня подкосились ноги. Я столкнулся с ним девять месяцев назад - перемена была разительной.

      Приверженность Сида к пиву Гиннесс в паре со скукой и доходом авторских отчислений, вынудивших его обедать в более дорогих лондонских ресторанах, были главными причинами его непомерной талии.

      Диск-жокей c Capital Radio Ники Хорн (Nicky Horne) попытался проинтервьюировать Сида и позднее рассказывал в статье Ньюс Ов Зе Уорлд: «Я постучал в дверь, этот огромный толстый человек в одних пижамных брюках открыл ее. Он сбрил брови и выглядел очень странно. Я подумал, что он - сиделка. Он посмотрел на меня сверху вниз и ответил: «Сид не может разговаривать.» Когда я рассказал Дейву Гилмору, он объяснил мне, что это был Сид, и он говорил правду. Сид действительно не мог больше общаться.

      Следующей осенью нью-йоркский независимый журналист Крис Дилоренцо написал статью для журнала «Траузер Пресс» - лучшую со времени появления публикации Ника Кента в 1974 году. Джерри Ширли высказал опасение, что Сид никогда больше не сможет работать в студии: «Ему потребуется столько времени, чтобы вернуться на эту планету, сколько понадобится, чтобы кого-то убедить, что он - в порядке и может записываться.» А Брайан Моррисон прояснил несколько загадок: «Он не сталкивается ни с кем и ни с чем. Он - затворник, у которого примерно двадцать пять гитар. Я чрезвычайно редко вижу его. То есть, я знаю, где он находится, но Сид не желает, чтобы его беспокоили; он сидит там сам по себе, смотрит телевизор дни и ночи напролет и толстеет - вот чем он занимается.»

      На вопрос, смог бы кто-нибудь уговорить Сида записать что-то, он дал отрицательный ответ, совпавший с пессимистичным прогнозом Ширли: «Нет, это - невозможно.»

      Барретт крепко держался своей раковины, что не помешало в том же году новой панк-группе THE DAMNED обратиться к нему с просьбой стать продюсером их второго альбома. Капитан Сенсибл (Captain Sensible) и остальные музыканты были его горячими поклонниками и надеялись, что присутствие Сумасброда придаст альбому оригинальность в духе ранних PINK FLOYD. Капитан Сенсибл: «Во время репетиций выяснилось, что всем нам очень нравились композиции ранних PINK FLOYD, мы обратились к людям, которые знали Сида, однако те ответили, что ничего не получится. Пришлось связаться с Ником Мейсоном, но это все было не то.

      К концу десятилетия для Барретта заканчивались годы легкомысленных трат. Казавшиеся неистощимым источником доходов поступления за выплаты от авторских прав иссякли, плата за жилье возросла, что сделало невозможным его дальнейшее пребывание в Челси Клойстерз. В следующем, 1979 году он вновь поселился со своей матерью в Кембридже. Тогда же Сид был объявлен банкротом. К тому времени посвященные ему публикации в прессе стали появляться реже.

      Возвращение Сида домой совпало с выходом в свет альбома PINK FLOYD The Wall, вызвавшего большой резонанс в обществе. Сингл «Another Brick In The Wall» возглавил чарты и поговаривали, что именно Сид послужил прообразом героя Уотерса. Когда нью-йоркский диск-жокей проиграл пластинку в обратную сторону, он обнаружил зашифрованное послание, которое, как считали многие, имело отношение к Барретту: «Поздравляю. Вы только что обнаружили секретное послание. Пожалуйста, пошлите ответ по адресу: The Funny Farm, Чэлфонт для передачи Старому Пинку.» PINK FLOYD никак не прокомментировали происшедшее и, более чем вероятно, оно было добавлено каким-нибудь озорным звукоинженером или работником завода, где производились пластинки.

      Всегда опасно искать автобиографические ключи в работе писателя. Некоторые из них - как Джеймс Джойс (James Joyce) или Марсель Пруст (Marcel Proust) - берутся разрабатывать рутину повседневной жизни, а также отдельные случаи, придающие ей остроту.. Для других, опыт - это сырой материал, краски на палитре до того, как коснется кисть, смешивающая их в живые оттенки. Когда Карл Даллас (Karl Dallas) указал Уотерсу на то, насколько ему был близок в «Стене» Пинк, он представил мне доказательства и за, и против:

      «Мой отец погиб на войне, под Анцио. Я действительно, однажды, нашел свиток и его униформу. Никаких разгромов гостиничных номеров, никакого ненормального бритья - это, определенно, относится к Сиду. Да, разведен, проблемы с матерью, но я никогда не превращался в розовую кляксу.»

      В 1981 году появился целый ряд групп, чей стиль и имидж основывались на психоделии шестидесятых. Многие из них как главное влияние на свою музыку называли Сида Барретта. Лидер группы THE TELEVISION PERSONALITIES Дэн Триси (Dan Treacy) написал очаровательную песню, посвященную тому, кого он (ошибочно) считал забытым героем - «I Know Where Syd Barrett Lives». Она попала в независимые хит-парады, было продано несколько тысяч копий. Группа послала экземпляр пластинки ( где они пытались воссоздать Барреттовский стиль) семье Сида, весьма тронутой этим подарком. В меньшей степени им доставляло удовольствие двусмысленное паблисити, вызванное выходом данного диска.

      Первой «собак спустила» газета Сан, обьявившая своим легковерным читателям, что гротескный толстяк жил на чердаке дома своей матери и воспользовался ее отлучкой в магазин, чтобы пробраться вниз и раскрасить холодильник в зеленый цвет, прежде чем укрыться опять. Другой человек утверждал, что смутно знакомый персонаж он видел наслаждающимся пинтой пива Гиннесс в пабе «Кингз Армс» в Кембридже. Когда его спросили о группе суперзвезд, им собранной, то он ответил: "PINK FLOYD ? Мне знакомо это название... Думаю, они должны мне кое-какие деньги."

      Такие истории были типичны среди сомнительных баек, окружавших имя Барретта тем летом. Действительность была более прозаической. Здоровье Сида оставляло желать лучшего. Он провел некоторое время в санатории в Эссексе, однако, несмотря на явное улучшение его состояния, через несколько недель после возвращения домой Сид опять попал в больницу, на этот раз для лечения язвы желудка. Почувствовав себя лучше к весне 1982 года и накопив из-за задержек с выплатой авторских гонораров значительную сумму, Барретт вновь поселился в Челси Клойстерз. Его возвращение стало приятным сюрпризом для портье Ронни Салмона. Тот был рад не только возобновлению щедрых чаевых и подарков, но также был поражен переменами во внешнем виде своего благодетеля: «Когда он уезжал, то был толстый как бочонок и бритоголовый. И вот он опять здесь - подлинный Сид Барретт, каким он выглядел в 1974 году. У него отрасли длинные волосы, он стал очень худощавым. Я сказал: «Боже, ты сбросил вес», а он ответил, что тогда у него была язва желудка.»

      «Он пожил у нас пару недель и уехал назад в Кембридж, даже не сказав «до свидания». С тех пор мы его не видели.»

      В 1982 году два репортера из французского журнала «Aктюэль» ухитрились встретиться с ним под предлогом того, что они возвращали белье, забытое им в «Челси Клойстерз». В статье они процитировали его высказывание, что он желал бы вернуться в Лондон, но не мог «из-за забастовки железнодорожников»(на самом деле она закончилась несколько недель назад). А в ответ на вопрос, чем он занимается, Сид сообщил: «Смотрю телевизор, больше ничего..» На фотографии, снятой якобы в то время - не поддающийся описанию человек с редеющими волосами, выглядящей старше своих тридцати шести лет. Публикация завершается язвительной эпитафией Дэвида Гилмора: «Это - не романтично. Это - грустная история. Теперь все закончено.»

      Когда журналист Лука Феррари (Luca Ferrari) из итальянского фэнзина «Dark Globe», посвященного Барретту, встретился с Сидом, то он пришел в такое уныние, что отказался от публикации. «Я был потрясен, потому что он не был собран и разговаривал довольно сбивчиво,» - сказал разочарованный Феррари. «Волосы были очень коротко подстрижены... у него была длинная борода.

      14 июля 1982 года на киноэкраны вышел полнометражный музыкальный фильм Элана Паркера (Alan Parker) на музыку PINK FLOYD "Стена". Как продемонстрировала последовавшая за пластинкой кинематографическая версия, на альбоме присутствовали неоспоримые детали саги о Барретте, ожившие в герое по имени Пинк, чей взлет к славе сопровождается погружением в пучины безумия. Его сыграл Боб Гелдоф (Bob Geldof),.

      Гилмор: «Главный персонаж объединил в себе характеры разных людей. Для некоторых эпизодов пригодился Сид. Так, например, в Лос-Анджелесе с ним действительно про-изошел случай в плавательном бассейне. Сид упал в бассейн, а когда выбрался, то, сняв с себя одежду из магазина «Granny Takes A Trip», оставил ее лежать у края бассейна. Она пролежала там в течение трех дней.» В фильме Гелдоф вскрывает себе вены и, находясь в прострации в плавательном бассейне гостиницы, своей кровью окрашивает воду в красный цвет.

      Чем дальше, тем больше менялось отношение Боба Гелдофа к фильму. Он признался, что «сильное впечатление, которое произвела на меня «Стена», довело мою интуицию до прежде недосягаемых высот». Будущий «святой Боб» даже почувствовал, что мало-помалу превращается «в злого, помешанного на мании величия человека».

      Отождествление себя с Пинком позволило Гелдофу исполнить эту роль более убедительно, что особенно заметно в сценах в третьей четверти фильма, прообразом которых послужил Сид Барретт. Хотя они никогда не встречались, Джун Болан (которая хорошо его знала) отмечает достоверность перевоплощения Боба: «Я была потрясена до глубины души. Настолько похоже, что я не могла это вынести. Когда он смотрится в зеркало в ванной и обривает себя наголо, у меня по щекам текли слезы, я вся застыла. Так мне все это знакомо, я полностью была на стороне Сида.»

      В действительности, Барретт вел образ жизни настоящего отшельника. В семье заметили, что он больше уходил в себя, прекратились его прогулки по местным магазинам. По близости проходил Кембриджский фолк-фестиваль и к Барреттам заглядывали любопытные фэны. Как-то Сид позволил одному из них зайти и провел того по дому, но позже предпочитал свое общество и отказывался даже подойти к двери. Его больная мать перешла на попечение родственников, что еще больше углубило одиночество Сида. У него больше не было телефона, так как он собственноручно его отключил.

      Три года спустя газета «Саундз» писала, что «по сообщениям достоверных источников» Сид Барретт «в прошлом году был обнаружен мертвым у дверей магазина.» На самом деле, Сид угас примерно на десятилетие раньше. А вот Роджер Барретт продолжает существовать, если не здравствовать на тупиковой улочке в пригороде, где и живет в свое удовольствие.

      Дейв Гилмор говорит, что его общение с Сидом в восьмидесятые сводилось к тому, чтобы «проверить, исправно ли к нему поступают деньги, ну и все такое. Я поинтересовался у его сестры Роуз, могу ли я заглянуть к нему. Но она посчитала это не самой удачной мыслью, поскольку то, что напоминает Сиду о прошлом, приводит его к депрессии. Если он встречается со мной или другими знакомыми из той эпохи, на пару недель он попадает в депрессию. Не стоит его беспокоить.»

      В апреле 1985 года Дейв Гилмор, откатавший для рекламы своего нового альбома европейское турне, выступил в лондонском зале Хаммерсмит Одеон, в качестве аккомпанирующего состава пригласив THE TELEVISION PERSONALITIES. По причинам, лучше известным им самим, THE T.V. PERSONALITIES исполнили незапланированную версию «See Emily Play», закончив ее чтением со сцены домашнего адреса Сида, в то время как Дейв негодовал за кулисами. В последующие два вечера их заменил Билли Брэгг (Billy Bragg), менеджером которого был небезызвестный Пит Дженнер.

      Несмотря на отсутствие записей с 1970 года, влияние Барретта чувствуется и сегодня. Марка Алмонда (Marc Almond) из успешного дуэта SOFT CELL, когда он еще был студентом факультета искусств в университете города Лидз, часто замечали с пластинками Сида под мышкой, а позднее, в группе под названием MARC AND THE MAMBAS, он записал обработку песни Барретта «Terrapin». Джулиан Коуп (Julian Cope) из THE TEARDROP EXPLODES, Роберт Смит (Robert Smith) из THE CURE и Дэн Триси из THE TELEVISION PERSONALITIES - все они отмечали влияние Сида на свою музыку.

      Пол Уэллер (Paul Weller) из группы THE JAM пытался настроить гитару так, чтобы она звучала по-Барреттовски на возглавившем хит-парады сингле «Start!», а коллектив THE JESUS AND MARY CHAIN исполнил гимн отчаяния Барретта «Vegetable Man». К поклонникам Cида относили себя SIOUXSIE AND THE BANSHEES, отмечавшие большое влияние песни «Арнольд Лейн» на свой третий альбом, и THE CLASH, одно время выражавшие желание, чтобы их менеджером стал Пит Дженнер. Известная группа LOVE AND ROCKETS отдала дань Сиду, записав его песню «Lucifer Sam».

      Довольно неординарный певец и автор песен Робин Хичкок (Robyn Hitchcock), живший в Кембридже в конце семидесятых, первоначально заявил о себе как образец и подобие Барретта. Первая группа Робина THE SOFT BOYS подобно THE JESUS AND MARY CHAIN дошла до того, что поместила «Vegetable Man» на официальных релизах. Хичкок написал посвященную Сиду композицию «The Man Who Invented Himself.» Помимо этого, в концертные выступления группы входила обработка «Dark Globe», хотя он и заявляет, что «находился под впечатлением от Барретта не больше, чем другие. Взять, например, Боуи. Просто мой звук больше походит на Барреттовский. Я не прячу моих музыкальных пристрастий.»

      Капитан Сенсибл (THE DAMNED): «Как представитель панка, Сид был уникален и мог появиться только в Кембридже. Некоторые моменты его игры на гитаре меня просто пугали.»

      Барретт - один из наиболее известных мучеников рока, однако были и другие, которых, как писал Ник Кент, «вознесли на алтарь «кислоты» и принесли в жертву». Загадочная история Сида достаточно уникальна, однако параллели можно найти в разрушении личности лидера THE BEACH BOYS Брайана Уилсона, в причудливой соло-карьере основателя FLEETWOOD MAC Питера Грина (Peter Green), равно как и пионера психоделии из группы THE THIRTEENTH FLOOR ELEVATORS Роки Эриксона (Roky Ericson).

      Другая культовая фигура, вызывающая частые сравнения с Сидом Барреттом, - Артур Ли (Arthur Lee), выдающийся, но эксцентричный лидер влиятельной лос-анджелесской группы LOVE. Ли распустил группу в 1968 году, утверждая, что остальные музыканты «просто не могли прекратить это». На пресс-конференции, собранный чтобы заявить о распаде, продюсер Брюс Ботник (Bruce Botnick) назвал Ли «самым необычным» и утверждал, что тот находился под воздействием «кислоты» двадцать четыре часа в сутки.

      Влияние Сида Барретта проиллюстрировано выпуском в мае 1987 года на независимой фирме Bam Caruso пластинки «Beyond The Wildwood - A Tribute To Syd Barrett» (Imaginary Records), название которого также было взято по книге «Ветер в ивах».

      Альбом включал в себя записи различных независимых групп, исполняющих композиции Барретта: No Good Trying в исполнении THE MOCK TURTLES, Octopus - PLASTICLAND, Arnold Layne - SS-20, Matilda Mother - Пол Роланд (Paul Roland), She Took A Long Cold Look - FIT AND LIMO, Long Gone - THE SHAMEN, If The Sun Don’t Shine - OPEL, Baby Lemonade - THE ASHES IN THE MORNING, Wolfpack - THE LOBSTER QUADRILLE, Golden Hair - THE PAINT SET, No Man’s Land - TROPICANA FISHTANK, Apples And Oranges - THE TV PERSONALITIES, Two Of A Kind - THE SOUP DRAGONS и Scream Thy Last Scream в исполнении THE GREEN TELESCOPE.

      Их кавер-версии семнадцати композиций, включая «Arnold Layne» и «Baby Lemonade», часто нарочито подражательны, но в интерпретациях молодых FIT AND LIMO, совершенно точно передавших стиль ранних PINK FLOYD, в отреставрированной неудачной песне с альбома The Madcap Laughs «Long Cold Look», или собственной вещи группы OPEL, построенной на теме из «Jugband Blues», так же как во впечатляющая обработке «See Emily Play», коллективом THE CHEMISTRY SET в полную силу проявилось неувядаемое наследие Сумасшедшего Бриллианта.

      Некоторые из попавших на альбом ансамблей могут похвастать давней историей обращения к Барреттовскому материалу. Так THE TELEVISION PERSONALITIES, чья обработка «Apples And Oranges» спета еще больше «по соседям», чем оригинал, были лишены статуса «разогревающей» команды на концертах Дэвида Гилмора в 1984 году после того, как со сцены произнесли домашний адрес Сида. А PLASTICLAND, исполнившие на сборнике «Octopus», работали с соратником «самого» Твинком.

      Составитель коллекции и поклонник Сида в течение долгого времени. Элан Даффи (Alan Duffy) говорит: «Это так же как с исполнителем, не обладающим обширным репертуаром: вы хотите услышать больше, а у него в загашнике ничего нет. Поэтому я воплотил великую вещь. Все группы хотели сделать что-то для Сида в память о вдохновении, которое он им подарил.»

      Пластинка получила благожелательные рецензии и разошлась тиражом восемь тысяч экземпляров.

      По другую сторону Атлантики, в пост-панковской Америке группа Ричард Бэрона (Richard Barone) THE BONGOES сделала «See Emily Play» кульминационным моментом своих концертов, а музыканты THE FEELIES, выступавшие по совместительству как GATES OF DAWN, в репертуар последней включали только композиции Барретта и ранних PINK FLOYD. Широко известная R.E.M. записала оригинальную обработку «Dark Globe», а представители французской общины в Канаде хэви метал-группа VOI-VOID порадовала удивительно правдивой и заслуживающей доверия версией «Astronomy Domine», попавшей на их пятый альбом Nothingface.

      В январе 1988 года EMI выпустила соло-альбомы Барретта на компакт-дисках. Журнал «Кью» писал: «Он (Сид Барретт) обладал естественным даром к изобретению простеньких мелодий и примечательно неискренним - к их исполнению; оба эти таланта доведены до самопародии похожим на ребяческое бряцание по струнами альбомом The Madcap Laughs - его первой пластинкой, вышедшей в 1969 году.

      Его второй и последний диск Barrett - более привлекательная и дисциплинированная попытка, хотя к тому времени было понятно, что дисциплина -это вещь не для Сида. По сегодняшним стандартам он звучит слишком уж как лоскутное одело, чтобы беспокоиться о его выпуске на компакт-диске.»

      Противоположной точки зрения придерживался владелец пластиночного магазина в Суиндоне, когда пару недель спустя после появления статьи сеансы звукозаписи для радиопередачи Джона Пила были выпущены фирмой Strange Fruit. «Суиндон Ивнинг Эдвертайзер» сообщил своим читателям: «Добро пожаловать назад, Сид Барретт - новый герой эпохи компакт-дисков. В Суиндоне компакты с записями Сида расходятся как горячие пирожки. Компакт-диск-сингл с пятью дорожками исчезает с полок тотчас же, как он поступает в единственный в городе магазин по продаже компакт-дисков. Владелец магазина на Виктория-роуд Джефф Майлз (Geoff Miles) говорит: «Это уже третья партия синглов Сида Барретта. Кто бы мог поверить, что раскупят столько дисков старины Сида?»

      Компакт-диск был составлен на основе материала сеансов звукозаписи Джона Пила и в него включены такие песни, как «Terrapin», «Gigolo Aunt», «Baby Lemonade», «Two Of A Kind» и «Effervescent Elephant». Говорит Джефф: "Люди заходят в магазин и ожидают, что услышат прокручиваемые новинки музыки «диско», а слышат Сида Барретта."

      Рок-журнал «Strange Things» большую часть своего первого выпуска посвятил сокращенной версии небольшой книги, которую написал Малкольм Джоунс - «The Making Of Madcap Laughs». Она была опубликована в 1988 году, а в апреле 1988 г. издание «Кью» опубликовало исчерпывающее обозрение старого каталога PINK FLOYD, недоступного на компакт-дисках, упомянув Сида Барретта, как «неуравновешенного и обладающего уникальным даром композитора, чей талант, когда он впервые попал в студию, можно сравнить с появлением «сверхновой».

      В том же месяце «Рекорд Коллектор» напечатал статью, в которой Марк Пейтресс (Mark Paytress) детально исследовал карьеру Барретта и высказал мнение о возможности выпуска альбома раритетов. Общеизвестно, что несколько нереализованных композиций Барретта хранились в сейфах EMI и, по меньшей мере, две из них появились на рынке «пиратских» пластинок, тем самым подтверждая существование более ценного материала. Первая - EP Vynil Sessions включала более медленную, чем оригинал, неизвестную версию «Dark Globe», а также прежде не выпущенные в свет «Birdy Hop», «Milky Way» и «The Word Song».

      Три эти композиции с альбома Barrett выходили также на другой неофициальной пластинке El Syd. Пэйтресс сетовал на нерешительность EMI и давал понять, что дело теперь за ними. Он добавлял: «Это слишком болезненное свидетельство того, что взрослый мир оказался слишком отвратительным и всецело нереальным для Сида Барретта. К счастью, он оставил нам восхитительное наследие записей, почти все из них выдают его стремление к простоте детства, миру, лишенному продажных фэнов, переменчивых друзей и злых языков.»

      За долгие годы EMI привыкла к звонкам, письмам и требованиям поклонников Барретта о выпуске любого оставшегося материала. Как и все, что окружало его, за это время слухи о мифическом третьем альбоме выросли до гигантские размеров, уступая только слухам о воссоединении THE BEATLES. К 1988 году ропот дошел до такой степени, когда EMI уже больше не могла его игнорировать. В октябре был выпущен Opel - сборник песен, оставшихся невостребованными при записи двух альбомов. (Составители хотели включить «Vegetable Man» и «Scream Thy Last Scream», но не смогли получить разрешение от остальных музыкантов PINK FLOYD.)

      Составители честно указали, что он не являлся третьим альбомом, что большая часть материала с него была доступна и до того, а оставшееся можно было найти на «бутлегах». Тем не менее, включение в сборник классической заглавной композиции, а также тот факт, что слова и музыка Сида не появлялись прежде с подобной чистотой воспроизведения вызвали большой к нему интерес.

      В номере «Саундз» за 29 октября пластинку рецензировал Эдвин Паунси (Edwin Pouncey): «На ней также в качестве бонус-трэков присутствуют две композиции, которые я никогда прежде не встречал на «бутлегах» - «Dolly Rocker» и «Lanky (Part One)». Обе не просто заполнители пространства, они - настоящий Барретт. Забавное путешествие в мир Барретта неплохо было бы начать с официальных альбомов прежде, чем отправиться в эти глубокие темные воды. Те, кто хорошо подкован в предмете - как   говорит Сид...  «Ныряйте!»

Did you know... it was all going to go so wrong for you

And did you see it was all going to be so right for me

Why did we tell you then

You were always the golden boy then

And that you’d never lose that light in your eyes.

       (Из Poles Apart)

      На появившемся в 1994 году альбоме PINK FLOYD The Division Bell тема Сида была затронута в композиции На противоположных полюсах (Poles Apart) - песне-воспоминании о бывшем коллеге, который потерял «свет в глазах». Это - о Сиде в первом куплете и о Роджере - во втором, - объяснила Полли Сэмсон (Polly Samson).

      Касаясь темы печатных изданий, можно отметить, что  восьмидесятые также принесли и новое поколение Барреттовских фэнзинов - «Opel», «Dark Globe» и «Clowns and Jugglers». Биографии Сида - книги в мягких обложках - появились во Франции и Германии, где его популярность всегда оставалась очень высокой.

      Все это время Волынщик не появлялся на публике, хотя в 1989 году Мик Рок (Mick Rock), составлявший предназначенный для коллекционеров сборник фотографий из лучших портретов рок-н-рольных знаменитостей, был удивлен, когда в ответ на свое письмо получил подписанное приглашение от Барретта. Наиболее тесное сотрудничество со стороны семьи Барретта было оказано в октябре 1988 года работнику Radio One Нику Кэмпбелу (Nicky Сampbell), попросившему сказать несколько слов перед выходом Opel. Муж Роуз - менеджер гостиницы в Кембридже Пол Брин (Paul Вreen) - поведал, что Сид «ведет самый обычный образ жизни», не поддерживая никаких отношений с окружающими, за исключением походов по магазинам со своей матерью, и «больше не играет ни на каких музыкальных инструментах.»

      В отношении музыкальной карьеры Сида было сказано, что «это - та часть его жизни, которую сегодня он предпочитает забыть. Он пережил несколько неприятных моментов, слава богу, прошел через худшие из них и, к счастью, способен вести нормальную жизнь здесь, в Кембридже.»

      Лучшим образом всем поклонникам Барретта ответил Дейв Гилмор в интервью журналу Мьюзишн. Когда у него поинтересовались относительно наиболее стойких поклонников Барретта, он ответил: «Грустно, ведь эти люди считают, что он такой удивительный, что он - живая легенда. В его характере есть такие черты, с которыми он не может справиться, а люди полагают, что это - замечательно, удивительно, романтично. А это - очень печально: погибла замечательная талантливая личность. Они сделали это модным, но самом деле все не так.»

      Существует много неоднозначных причин нервного срыва и постепенного устранения Сида Барретта. Часто его считают жертвой ЛСД, но в действительности все гораздо сложней. С раннего возраста он был необычайно привлекательным и умел расположить к себе людей, а его склонность к анархии до поры до времени оставалась в тени. Ключом к его непростому внутреннему миру может послужить краткая биография, опубликованная в 1967 году в «Диск энд Мьюзик Эко». Она доносит до нас твердые убеждения Сида о необходимости абсолютной свободы: он ненавидел критиковать других и презирал тех, кто препятствовал или критиковал его. Он любил говорить, что все «середнячки» (продюсеры, звукоинженеры, ответственные работники и т.д.) были плохими людьми.

      В возрасте шестнадцати лет Сид открыл для себя THE BEATLES и грезил мечтой стать поп-звездой. Барретт не верил в то, что возможна какая-то дисциплина. Как можно лучше преодолеть мелочные правила, царящие в обществе, как не стать «звездой» и иметь достаточно средств чтобы делать то, что душе угодно? Примечательно, что настоящие трудности для Сида начались после того, как осуществилась его мечта. Всю свою жизнь он стремился освободиться от ограничений, однако вещи, связанные с известностью оказались не лучше, а во много раз хуже этого. У него были деньги, красивые девушки и дорогая одежда, однако от него ожидали, что он будет жить и вести себя определенным образом - новые установки также не прельщали его. Кроме того, употребление Сидом наркотиков, которое всегда считалось приемлемым, росло пропорционально его славе. Точно так же как он был симпатичным музыкантом PINK FLOYD, к которому липли девчонки, Сид был тем, кого осыпали ЛСД и «колесами». Более уравновешенный человек мог противиться подобному давлению, но хрупкий организм Барретта был целиком и полностью подмят под себя машиной рок-н-ролла. Смерть отца, которую он пережил в пятнадцатилетнем возрасте, и последующие послабления во всех аспектах жизни помогли оформиться такой его черте, как полное отсутствие дисциплины.

      Если этого недостаточно, нужно принять во внимание, что Сид был главным действующим лицом в группе и человеком, сделавшим все, что было в его силах, чтобы сделать их известными. С увеличением числа его личных проблем возросло и давление выпустить очередной хит. Неизбежно, чем больше ухудшалось его психическое состояние, тем труднее становилось писать песни. Лучшие тексты Сида безусловно на «Дудочнике у ворот зари». К тому времени, когда два с половиной года спустя увидел свет The Madcap Laughs, этот момент уже прошел. Как многие новаторы Барретт обнаружил, что его заставили измениться - и его собственный контроль за качеством материала снизился.

      Пит Дженнер: «Его настоящая проблема в том, что он не знал, как соединить собственные творческие усилия. Отчасти похоже на Джона Китса, все поэмы которого были написаны за небольшой отрезок времени.»

      Рик Райт: «Если бы он не уморил себя, то сегодня стал бы одним из величайших авторов. Думаю, то, что случилось с Сидом, - это одна из самых печальных историй рок-н-ролла. Он был бесподобен и такой замечательный парень.»

      Справедливо, наверное, будет отметить, что если бы Сид не увлекался опасным наркотиком, его карьера длилась бы дольше и, так и хочется сказать, что он мог бы по-прежнему приковывать внимание публики на сцене. Дженнер: «Я чувствую, что «кислота» в этом повинна. Имея такое громадное воображение, внутреннее видение и артистический талант как у Сида, трудно со всем этим справиться. Конечно, насколько я могу судить именно тогда и образовалась чревоточина. До того времени у него было никаких проблем - просто один из замечательнейших парней.»

      Пит Тауншенд: «Сид был предрасположен к психопатии и чрезмерным употреблением ЛСД перешел эту грань. Вспомните, ЛСД был разработан для нужд психиатрии и применялся в клинических условиях. Я пробовал «кислоту» очень редко и считаю ее необыкновенно сильно подрывающей душевное равновесие. Я предрасположен к психопатии и считаю, что ЛСД очень опасен для меня.»

      В 1988 году Ник Мейсон сообщил журналу Мьюзишн, что одной из причин, по которой упорно сохранялась легенда о Сиде Барретте был синдром Джеймса Дина - невозможность достичь совершенства, которая кажется твоим роком. «Он кажется вполне удовлетворенным,- добавляет Мейсон, - но он не в состоянии работать и его нельзя вернуть назад. Миллионы людей желали бы, чтобы Сид создал новый альбом, вернулся назад и так далее. Я думаю, что это выше его сил.»

      Сегодня Сид, или Роджер как его называют в семье, - антипод той яркой звезды рока шестидесятых, которая сохранилась в памяти поклонников. Лысеющий, полный человек, редко выбирающийся в центр Лондона, живет также уединенно как всегда и его близкие не отмечают никаких изменений. Он живет один и не любит, когда его беспокоят. Когда поклонники все же появляются у его дверей, Сид (если он вообще открывает дверь) старается свести разговор к минимуму.

      Очень немногие оказали такое громадное влияние на рок-музыку как Сид Барретт. Он опередил свое время. Его тексты были оригинальны и изобретательны, простираясь гораздо дальше привычных для того времени тем любви и секса. Он начал с заимствования из гитарных тем начала шестидесятых, но очень быстро выработал свой собственный отличительный стиль. Он был великолепным импровизатором. Жалко, что записанное наследие Сида насчитывает всего три альбома и несколько незаконченных композиций. Взрослый мир оказался слишком жестоким и нереальным для Сумасброда.

Биография основана на:

© 1998-2000 Д.Гливенко.

По материалам книг М.Уоткинсона и П.Андерсона, Н. Шафнера, К.Далласа. Перевод Д.Гливенко.